Кто верен Аллаху — тот стоит между двумя уделами, достойными того, чтобы их добиваться:

Или счастье в победе на этом свете,

Или жизнь без мучений на том свете.

Из них самое несчастливое — самое приятное.

Так держитесь же Аллаха, ибо битва за Аллаха — надежный оплот от погибели.

«Поможет Аллах тому, кому он поможет,— ведь Аллах силен, славен»[2254].

Самое прекрасное из того, что говорили наиболее красноречивые проповедники,

И самое лучезарное, что освещает ночь сердец,— это слово всемогущего, дающего.

Читай: «О вы, которые уверовали! Почему, когда говорят вам: Выступайте по пути Аллаха! — вы тяжело припадаете к земле? Разве вы довольны ближней жизнью больше последней? Ведь достояние ближней жизни в сравнении с будущей — ничтожно.

Если вы не выступите, накажет вас Аллах мучительным наказанием.

И заменит вас другим народом. А вы ни в чем не причините Ему вреда: ведь Аллах мощен над всякой вещью!»[2255]

Правительство предписывало проповедникам только носить определенные цвета: там, где молились за аббасидских халифов, проповедник носил облачение официального черного цвета, а в областях Фатимидов — белого. Так как вообще не существовало ни духовенства, ни священнического облачения, то в вопросе одеяния проповедника равнялись на традиции провинций. В Вавилонии и в Хузистане, например, проповедники появлялись в полной военной форме — кафтан и поясной ремень[2256], в то время как в Хорасане проповедники не носили ни плаща, ни кафтана, а только один халат (дурра‘а)[2257]. В 401/1010 г. один фатимидский проповедник в Мосуле проповедовал в кафтане из белого египетского полотна — так было соблюдено требование официального цвета,— на голове у него была желтая повязка, штаны — из красной парчи и красные туфли[2258].

Только в Басре, этом городе благочестивых и святош Вавилонии, официальный проповедник произносил проповедь каждое утро — таков будто бы был обычай Ибн ‘Аббаса. Обычно же официальный проповедник ограничивался чтением проповеди по пятницам и предоставлял остальные дни недели добровольцам, которые еще с давних пор домогались этого. Называли их куссас — «рассказчики». Их историю написал Гольдциер[2259]; ал-Макризи[2260] тоже много привел о них в своем превосходном этюде. Он заставляет различать уже давно существовавшую традицию между «нежелательным» (макрух) рассказчиком и официальным проповедником, как его назначал уже ал-Му‘авийа, который после утренней молитвы должен был произносить зикр Аллах — «поминание Аллаха», молитву о пророке, молиться за халифа и его приверженцев, проклинать врагов и всех неверующих[2261]. Кроме того, по пятницам, после проповеди, он должен был читать и толковать Коран. Эта должность первоначально находилась в ведении кади. Однако это засвидетельствовано только в отношении Египта и являлось, вероятно, институтом еще египетской церкви[2262]. Назначенный еще в 204/819 г. египетский кади был еще «рассказчиком»[2263], затем связь между этими должностями прекращается, кади приобрел больший вес, а «рассказчик», напротив, скатился вниз. Поставленный в 301/913 г. касс изъявил желание ежедневно читать Коран, однако начальство разрешило ему читать только три дня[2264]. На Востоке во времена ал-Ма’муна деятельность касса и оказание ему поддержки считались делом благочестивым наряду со строительством мечетей, помощью сиротам и пожертвованиями на ведение священной войны[2265]. На Западе же касс был редким явлением[2266]. Передают, что Малик ибн Анас, основатель господствовавшего там направления, отрицательно относился к этой должности[2267]. В IV/X в. кассы полностью опустились к народу, которому они за хорошую плату, будь то в мечети или прямо на улице, преподносили благочестивые истории, легенды и анекдоты, с которым они вместе молились[2268], и народ сердечно любил их за это. В Багдаде богослову ат-Табари из-за его выступления против одного касса так забросали камнями входную дверь его дома, что вход оказался совершенно заваленным[2269]. Еще в конце IV/X в. они являлись главными зачинщиками вечных распрей между шиитами и суннитами[2270]. Сасанидская макама ал-Хамадани ставит их просто-напросто в ряды фокусников. Доверие благочестивых кругов они к этому времени уже полностью потеряли из-за легкомыслия, и верующие обратились к их преемникам, прозванным музаккирин. Назидательные сборища последних назывались маджлис аз-зикр[2271] и выросли из добровольных молебствий верующих, остававшихся после богослужения[2272]. Это название дали их проповедникам суфии[2273]. К эпохе соперничества между музаккирами и кассами относится изречение Абу Талиба ал-Макки: собрание зикра ценнее ритуальной молитвы, а ритуальная молитва ценнее, чем касс[2274]. Уже с чисто внешней стороны между ними существовало различие: «Есть три рода учителей богословия: сидящие на ступенях — это кассы; сидящие у колонн — это муфтии, а сидящие по углам (мечети) — это люди познания. Собрания ученых, посвятивших себя Аллаху, тех, кто подчеркивает единство Аллаха и людей познания,— это собрания зикра»[2275]. Музаккир старался обеспечить себе более достойное положение, чем его предшественник касс. Прежде всего это сказывалось в том, что он уже проповедовал не из головы, а читал по тетради (дафтар)[2276]. Еще и в наши дни сказитель в Багдаде рассказывает свои сказания о героях, не иначе как читая их по книжечке, в то время как презираемый им еврей-ахбари рассказывает свои анекдоты «из головы». Как обстояло дело во время их проповедей, показывают в некоторой степени те требования, которые предъявляет к музаккиру Абу-л-Лайс ас-Самарканди (ум. 375/985): он должен быть благочестивым, презирать мирское, не быть гордым, ни тем паче грубым; должен знать толкование Корана, историю и определения юристов; он не должен передавать хадисы, которые сам не признает достоверными, не должен быть корыстолюбивым, если же ему подают немного доброхотно, то это хорошо. В своих проповедях он не должен будить в слушателях только страх или только надежду, но и то и другое. Он не должен растягивать, свою проповедь, чтобы люди не скучали, иначе благодать знания пропадает. Если ему нужно говорить подольше, то он должен вставлять, что-нибудь такое, что приятно воздействует и вызывает улыбку. Напротив, слушатели должны между частями его повествования произносить: Хорошо! Правда! (ахсанта, саддакта), дабы музаккир полюбилрассказывать. Кроме того, они должны при всяком упоминании имени Мухаммада произносить формулу благословения и не спать во время проповеди[2277].

Заканчивались эти назидательные собрания тем, что все вставали и