с полковником наедине, без свидетелей. Но для Морана, который существовал только на те деньги, которые ему удавалось добывать своими шулерскими приемами, исключение из клуба было равносильно разорению. Поэтому он и убил Адэра, убил в тот самый момент, когда молодой человек, не желая пользоваться результатами нечестной игры своего партнера, подсчитывал, какова была его доля выигрыша и сколько денег он должен был возвратить проигравшим. А чтобы мать и сестра не застали его за этим подсчетом и не начали расспрашивать, что означают все эти имена на бумаге и столбики монет на столе, он заперся на ключ… Ну что, правдоподобно, по-вашему, мое объяснение?

– Не сомневаюсь, что вы попали в точку.

– Следствие покажет, прав я или нет. Так или иначе, полковник Моран больше не будет беспокоить нас, знаменитое духовое ружье фон Хердера украсит коллекцию музея Скотленд-Ярда, и отныне никто не помешает мистеру Шерлоку Холмсу заниматься разгадкой тех интересных маленьких загадок, которыми так богата сложная лондонская жизнь.

Пляшущие человечки

Холмс просидел несколько часов в молчании, склонив свою длинную худую спину над химической склянкой, в которой он готовил какой-то особенно зловонный раствор. Его голова была опущена на грудь, и на мой взгляд, он выглядел как странная, тощая птица с тускло-серым оперением и черным хохолком на макушке.

– Итак, Уотсон, – внезапно сказал он, – вы не собираетесь вкладывать деньги в южноафриканские ценные бумаги?

Я вздрогнул от изумления. Как бы я ни успел привыкнуть к удивительным способностям Холмса, это внезапное вторжение в мои самые сокровенные мысли было совершенно необъяснимо.

– Откуда, черт возьми, вы это знаете? – спросил я.

Он развернулся на своем крутящемся стуле, держа в руке дымящуюся пробирку, и его глубоко посаженные глаза весело заблестели.

– Что ж, Уотсон, признайтесь, что вы просто ошарашены, – сказал он.

– Так и есть.

– Я должен заставить вас задокументировать это и подписать.

– Зачем?

– Потому что через пять минут вы скажете, что все это до абсурдного просто.

– Я уверен, что не скажу ничего подобного.

– Видите ли, дорогой мой Уотсон, – он поставил пробирку на стойку и принялся поучать с видом преподавателя, обращающегося к своим студентам, – на самом деле нетрудно построить ряд выводов, каждый из которых вытекает из предыдущего и каждый из которых прост сам по себе. Если потом всего лишь отбросить все промежуточные выводы и представить своим слушателям отправную точку рассуждений и заключение, это может произвести поразительный, хотя и, возможно, кричащий эффект. Итак, если посмотреть на углубление между вашим указательным и большим пальцами левой руки, будет нетрудно убедиться, что вы не предполагали вложить свой небольшой капитал в золотые прииски.

– Я не вижу никакой связи между этими фактами.

– Вполне вероятно, что не видите; но я смогу быстро продемонстрировать вам тесную связь между ними. Вот недостающие звенья этой очень простой цепочки: 1. Когда вчера вечером вы вернулись из клуба, у вас были испачканы мелом большой и указательный пальцы левой руки. 2. Вы натирали мелом кий, чтобы он не скользил во время игры в бильярд. 3. Вы обычно не играете в бильярд, за исключением партий с Терстоном. 4. Четыре недели назад вы сказали мне, что у Терстона был опцион на покупку какой-то собственности в Южной Африке, срок действия которого истекает через месяц, и он хотел, чтобы вы вложили туда деньги вместе с ним. 5. Ваша чековая книжка заперта в ящике моего стола, и вы не попросили у меня ключ от него. 6. Вы не собираетесь вкладывать свои деньги в это дело.

– Как все это до абсурдного просто! – воскликнул я.

– Совершенно верно! – сказал он, немного уязвленный. – Любая загадка становится понятной даже ребенку, когда ее объяснят. А вот случай, объяснения которому пока нет. Посмотрим, как вы справитесь с этой загадкой, дружище Уотсон.

Он бросил на стол лист бумаги и снова вернулся к своему химическому опыту. Я с изумлением посмотрел на нелепые иероглифы на бумаге.

– О, Холмс, это же детский рисунок! – воскликнул я.

– О, вы так думаете?

– А что еще это может быть?

– Именно это хочет узнать мистер Хилтон Кьюбитт из поместья Райдинг Торп, Норфолк. Я получил эту небольшую головоломку от него сегодня с утренней почтой, и отправитель должен был приехать вслед за ней на поезде. А вот и звонок в дверь, Уотсон. Не удивлюсь, если это он.

На лестнице послышались тяжелые шаги, и мгновение спустя в комнату вошел высокий, румяный, гладко выбритый джентльмен, чьи ясные глаза и румяные щеки говорили о том, что жизнь он провел вдали от туманов Бейкер-стрит. Казалось, когда он вошел, то принес с собой дуновение сильного, свежего, бодрящего ветра восточного побережья. Пожав нам обоим руки, он собирался сесть, как вдруг его взгляд остановился на листке бумаги с загадочными значками, который я только что осмотрел и положил на стол.

– Ну, мистер Холмс, что вы об этом думаете? – воскликнул он. – Мне говорили, что вы любитель необычных загадок, но я не думаю, что вы можете найти что-то более необычное, чем это. Я сначала отправил вам этот листок, чтобы у вас было время изучить его до моего прихода.

– Это, безусловно, довольно любопытное произведение, – сказал Холмс. – На первый взгляд рисунок может показаться какой-то детской шалостью. Головоломка состоит из множества нелепых маленьких фигурок, танцующих на листе бумаги, на котором они нарисованы. Почему вы придаете такое значение столь странному предмету?

– Я и не собирался, мистер Холмс. Но моя жена приняла это близко к сердцу. Это до смерти ее напугало. Она молчит, но я вижу ужас в ее глазах. Вот почему я хочу разобраться в этом вопросе до конца.

Холмс взял листок и поднял его вверх так, что его осветили солнечные лучи. Это был лист, вырванный из блокнота. На нем карандашом были нарисованы человечки, которые выглядели вот так:

Холмс некоторое время рассматривал листок, а затем, аккуратно сложив, спрятал в свою записную книжку.

– Этот случай обещает быть очень интересным и необычным, – сказал он. – Мистер Хилтон Кьюбитт, в своем письме вы сообщили мне некоторые подробности дела, но я был бы очень признателен, если бы вы любезно повторили свою историю еще раз для моего друга, доктора Уотсона.

– Я не очень хороший рассказчик, – сказал наш посетитель, нервно сжимая и разжимая свои большие, сильные ладони. – Тогда просто задайте мне вопрос, если что-нибудь неясно. Начну с прошлого года, когда я женился, но прежде всего хочу сказать, что, хотя я небогатый человек, мои предки живут в Райдинг-Торпе уже пять столетий, и в графстве Норфолк нет более известной семьи, чем наша. В прошлом году я приехал в Лондон на юбилей королевы Виктории и остановился в пансионе на Рассел-сквер, потому что там жил Паркер, викарий нашего прихода. Также среди постояльцев была молодая американка – ее фамилия Патрик – Элси Патрик. Мы с ней в некотором роде подружились, а через месяц я влюбился в нее так сильно, как только может влюбиться мужчина. Мы без шума зарегистрировали наш брак и вернулись в Норфолк уже мужем и женой. Вы сочтете безумием, мистер Холмс, что мужчина из хорошего старинного рода женится таким образом, ничего не узнав о прошлом своей жены или о ее родне, но если бы вы ее увидели и узнали получше, вы бы меня поняли. Она была очень откровенна со мной на этот счет, моя Элси. Не могу сказать, что она не давала мне возможности отказаться от затеи с браком, если бы я этого захотел. «У меня в жизни были встречи с очень неприятными людьми, – сказала она, – я хочу навсегда забыть о них. Я бы предпочла никогда не упоминать о прошлом, потому что воспоминания очень болезненны для меня. Если ты возьмешь меня в жены, Хилтон, то возьмешь в жены женщину, которой лично нечего стыдиться, но тебе придется довольствоваться моим честным словом и позволить мне хранить молчание обо всем, что произошло до того, как мы поженились. Если соблюдать эти условия слишком тяжело для тебя, то возвращайся в Норфолк и оставь меня наедине с моей одинокой жизнью, которую я вела до встречи с тобой». Именно эти слова она сказала мне всего за день до нашей свадьбы. Я ответил ей, что согласен принять ее условия, и сдержал свое слово. Итак, мы женаты уже год, и все это время мы были очень счастливы. Но около месяца назад, в конце июня, я впервые увидел признаки надвигающейся