Та посмотрела на Вульфу. Вульфа, похоже, ничего не соображая, сморкалась изо всех сил и что-то приговаривала, мне показалось: «Такая ты собака… собака… Нет, нет… ты собака… собака…» Наверно, она имела в виду Милютина или меня.

– Тут, кажется, тоже наша помощь нужна… – покачал головой врач. – Ну-ка, – он подсунул свою огромную руку мне под шею, – девица-краса, приподнимайся, можешь? Что с пульсом у нас? Дай-ка мне руку!.. Да что ж вы тут налили-то, а? Вода откуда? Дамочки, без полиции из школы не уеду. Надоели мне эти ваши школьные драки. Там замяли, тут замяли, потом опять все передрались.

– Да она сама упала! – неожиданно звонко выкрикнула Вульфа. – Бежала по классу и упала!

Я видела, как странно смотрит на нее Виктор Сергеевич. Только позже я поняла то его выражение лица. Ведь он не мог вызвать полицию. Получилось бы, что он воспользовался ситуацией, и теперь у него есть возможность отомстить Вульфе.

– Вот вы это и расскажете полиции. Да я сам позвоню! – Врач, не отпуская моей руки, достал из кармана телефон и стал звонить в полицию.

– Нет! – крикнула Вульфа, подскочила к врачу и ловко выхватила у него телефон.

То ли смеясь, то ли плача, она убежала из класса.

– Вот дура чокнутая! – в сердцах прокомментировала Серафима. – Витя, позвони в полицию… Витя…

Я увидела, что Виктор Сергеевич пошел за Вульфой. И правильно. Единственный человек, который мог сейчас ее остановить, – это он. Если только, конечно, она и ему не расцарапает лицо и не станет поливать его водой из титана, который стоит у нас на этаже. Мальчики у нас умеют делать из титана брандспойт. Не знаю, умеет ли Милютин. Вульфе бы сейчас воды на голову, самое лучшее – ледяной, чтобы остыла, в себя пришла.

Серафиме пришлось вызывать полицию самой. Я понимаю, почему она вначале не хотела брать на себя такую ответственность. Потом директор ей за это спасибо не скажет. Они всегда до последнего стараются уладить всё миром, без полиции, чтобы не было пятна на школу.

Потом все стали ждать полицию и обсуждать, кого заберут. Серафима все всплескивала руками и говорила: «Ну, дожили, дожили!» Было уже не так весело. Меня стало подташнивать. Хорошо, что я ничего не ела. Я села, врач дал мне понюхать нашатыря и все отгонял Пашу, который лез и лез ко мне, спрашивая, хорошо ли я себя чувствую. Вульфы нигде не было видно, дети из нашей группы по рисованию, которых никто и не думал разгонять, пошли искать ее по этажам. Вдалеке стоял вернувшийся один Виктор Сергеевич и ободрительно улыбался мне. Помогала ли мне эта его улыбка? Да.

Не знаю, может быть, если бы в тот момент он сказал мне: «Давай мы с тобой обручимся, пусть это старомодно, смешно, пусть все смеются и думают плохое…», я бы сказала: «Да, пусть все смеются». Потому что мне нужно было на кого-то опереться, за кого-то на время спрятаться. Я устала. Устала бороться со взрослыми людьми, устала доказывать, что я хорошая, что ничего плохого не делаю. Устала защищать Виктора Сергеевича, устала отбиваться от бедного, замученного своей любовью Паши, любовью, на которую я ничем, кроме жалости, не могу ответить.

Когда прибежали с первого этажа и сказали, что приехала полиция, врач собрался уезжать, оказав мне посильную помощь, – дав ватку с нашатырем и намазав чем-то несильно разбитый висок, Серафима, которая так и ходила в сползающей шапке, удивилась:

– А ее вы не хотите взять с собой?

– А что, надо? – покряхтел врач. – Была без сознания, конечно. Но вы говорите – недолго…

– Да она у вас из больницы сбежала! Эскулапы! – в сердцах воскликнула Серафима.

– Да, душа-девица? – удивленно посмотрел на меня врач. – А я-то думаю, я ведь тебя откуда-то знаю… Точно! Поехали, раз сбежала, на место вернем!

– Я домой хочу.

– А дом-то твой где?

Я видела, как глубоко вздохнула Серафима.

– Я в детский дом обратно хочу. Больше не хочу в больницу.

– Вот вещи возьмешь и поедешь.

– Правда? – обрадовалась я.

– Неправда, – покачал головой врач. – Не могу обещать. Поехали. Сама дойдешь? А то орлы, – он кивнул на мальчиков, сбившихся кучей и о чем-то оживленно переговаривавшихся (случайно не о том, не устроить ли темную Вульфе?), – донесут тебя до лимузина нашего. Да, орлы?

Веселухин, услышав конец фразы, рванулся ко мне, и, не успела я охнуть, как подхватил на руки. Паша был счастлив донести меня до машины «скорой помощи». Такой серый маленький «рафик» со скругленными боками и маленьким окошком сзади я видела в кино, где снимался старик Ростовцев. Как он, кстати, там? Зайду к нему обязательно. Скажу, что не помню фамилию бабушки. И… вообще зайду.

Паша несся со мной на руках так быстро, что я боялась, он споткнется где-нибудь на лестнице или на тонком льду во дворе. Но он не споткнулся, он успел даже чмокнуть меня в ухо, когда я слезла с его рук, чтобы сесть в машину.

– Я тебя люблю, – пробубнил Паша.

– Я знаю, – сказала я и провела рукой по его щеке. – Ты хороший, Паша.

Я побыстрее залезла в «рафик», чтобы Пашу не разорвало.

Тут в машину заглянул полицейский.

– Придется тебе обратно вылезать, Лена. Ты же Лена?

– Да, – кивнула я.

– Ты нормально себя чувствуешь? – вполне по-человечески спросил капитан – я посмотрела на погоны, я знаю знаки отличия.

– Да, – снова кивнула я. – Только голова болит.

– Давай, скажи коротенько, что да как было. Ты ведь помнишь все?

Я вздохнула.

– Да.

– Чтобы мне не приезжать к тебе в больницу. А то район наш трясет, по пять драк в день. Что такое, не понимаю. Пост начался, а люди как с ума все посходили – и ножами, и кастрюлями, чем только не дерутся мирные граждане…

Последнее замечание – про пост, в который не надо бы драться, – удивительно было слышать от полицейского, но я не успела никак отреагировать, потому что Паша собрался подхватить меня снова на руки.

– Э-э, парень, постой, ты что хочешь делать? – удивился капитан.

– Нести ее в школу.

– Да не надо. Я здесь опрошу. Значит, тебя толкнули. Кто?

Я молчала. Я не знала, что делать. Я не знала, что уже сказали капитану. Толкнула меня Вульфа. Но я должна сейчас это говорить? Обвинять ее? Мстить ей, получается?

– Боишься сказать? – покачал головой капитан. – Обычное дело, понимаю. Но ты не переживай. Другая ваша учительница уже все рассказала.

Как могла рассказать Серафима? И что? Она же ничего не видела…

Помогла Вульфа. Она вынеслась из школы и подбежала к нам. Трудно точно передать, что говорила Вульфа, потому что она говорила все подряд.

– Прости меня, Лена! Что ты наделала! Да она сама упала, это такая… что вы даже не знаете! Да что вы от меня все хотите! Да мне здесь жизни больше не будет! Нет, не держи на меня зла! Я ничего плохого не хотела! Ты молчишь и смотришь, вот всегда так! И на него так смотришь, поэтому он с ума и сошел! Витя, Витя, я кроме тебя никого не любила! Что ты понимаешь, ты маленькая еще! Все из-за тебя! Я же тебя пальцем не тронула, скажи им!..