Во время той же беседы с Геббельсом Гитлер так изложил германские цели на Востоке, в рамках которых и предпринимались наступления в Венгрии и Померании: «Итак, наша цель должна была бы заключаться в том, чтобы погнать Советы на востоке назад, нанося им самые тяжелые потери в живой силе и технике. Тогда Кремль, возможно, проявил бы больше уступчивости по отношению к нам. Сепаратный мир с ним, конечно, радикально изменил бы военное положение. Естественно, это не было бы достижением наших целей 1941 года, но фюрер все же надеется добиться раздела Польши, присоединить к сфере германского влияния Венгрию и Хорватию и получить свободу рук для проведения операций на западе.

Такая цель, конечно, стоит усилий. Закончить войну на востоке и освободить руки для развертывания операций на западе — какая прекрасная идея! Поэтому фюрер также считает, что следует проповедовать месть по отношению к Востоку и ненависть по отношению к Западу. В конце концов, именно Запад вызвал эту войну и довел ее до таких ужасных масштабов. Ему мы обязаны нашими разрушенными городами и памятниками культуры, лежащими в развалинах. И если бы удалось отбросить англо-американцев, имея прикрытие с востока, то, без сомнения, была бы достигнута цель, состоящая в том, чтобы на все времена вытеснить Англию из Европы как нарушителя спокойствия».

Геббельс был в восторге. Похоже, речь фюрера подействовала на него магически и заставила его поверить в возможность успеха в самых безнадежных обстоятельствах. Рейхеминистр записал в дневнике: «Программа, изложенная мне здесь фюрером, грандиозна и убедительна. Ей недостает пока возможности для реализации. Эту возможность должны создать сначала наши солдаты на востоке. В качестве предпосылки ее осуществления необходимо несколько внушительных побед; и, судя по нынешнему положению, они, вероятно, достижимы. Для этого надо сделать все. Для этого мы должны трудиться, для этого мы должны бороться, и для этого мы должны во что бы то ни стало поднять на прежний уровень моральный дух нашего народа».

Скорее всего, подобные прожекты Гитлер выдвигал лишь для ободрения собственного окружения. Вряд ли он сам верил в их реальность.

Но уже ситуация, сложившаяся в Венгрии 12 марта, начинает тревожить Геббельса. Он записал в дневнике: «В Венгрии в результате наших атак достигнут лишь частичный и незначительный прогресс. Советы укрепили свои позиции за счет подхода болгарских и румынских частей». Единственным утешением рейхсминистру служило то, что в Венгрии и на Центральном участке фронта люфтваффе будто бы сбило 65 неприятельских самолетов.

Но к концу дня, под влиянием новых сводок, оптимизм опять возобладал: «Что касается востока, то весьма отрадно развиваются события в Венгрии. Мы форсировали реку Шио и создали два плацдарма на другом берегу. Это удовлетворительное известие. Теперь надо попытаться окончательно обратить противника в бегство. Прорыв удался нам и в верховье, так что отсюда, очевидно, можно двигаться дальше». Впрочем, министру пропаганды быть оптимистом полагалось по должности.

13 марта обстановка как будто не внушала большой тревоги. Геббельс записывает: «В Венгрии юго-восточнее Балатона достигнут значительный прогресс. За рекой Шио созданы два плацдарма. Юго-восточнее Балатона также отмечено продвижение вперед у Аба. Восточнее Секешфехервара наша танковая колонна, возглавляемая «тиграми», продвинулась в результате атаки примерно на восемь километров в восточном направлении». Но уже к вечеру наступило отрезвление. Характеризуя обстановку, сложившуюся в этот момент, Геббельс записал в дневнике: «В Венгрии наши войска добились лишь незначительного успеха. У меня складывается впечатление, что наше наступление застопорилось, что могло бы иметь роковые последствия. Зеппу Дитриху удалось создать один плацдарм за рекой Шио, но еще остается под большим вопросом, сможет ли он развернуть с него дальнейшие операции. В Ставке, по крайней мере, высказывают мнение, что теперь и надо бы наступать. Но последовательность в операциях пока еще совершенно отсутствует».

Уже 14 марта немецкое наступление фактически остановилось. Геббельс вынужден констатировать: «В Венгрии отбиты многочисленные атаки на наши новые позиции… Довольно удручающие известия поступают из Венгрии. Наше наступление там, как кажется, не может развиваться. Наши дивизии завязли в советских оборонительных позициях и сталкиваются теперь со значительными контратаками Советов. Кажется, все идет прахом. Ни одна из наших военных операций, как бы она ни была хорошо подготовлена, не привела в последнее время к успеху. Сталин имеет все основания чествовать, прямо как кинозвезд, советских маршалов, которые проявили выдающиеся военные способности. Из Москвы поступают об этом известия, почти напоминающие обычаи из жизни пашей… В Венгрии теперь уже говорят о мощных вражеских контратаках против наших наступавших войск. Во всяком случае, сейчас нет никакого продвижения вперед. Обе стороны перегруппировываются. Но ведь известно, что это может означать». Геббельс слишком хорошо знал, что отступление генералы часто называют перегруппировкой.

Последняя надежда вспыхнула 15 марта. Геббельс записал: «В Венгрии мы расширяем фронт своих атак ударами между Капошваром и западным побережьем Балатона, где мы на фронте протяженностью от 20 до 30 километров продвинулись на три-четыре километра по сильно минированной местности (но это было второстепенное направление, успех на котором уже не играл существенной роли. — Б. С.). Нареке Шио мы создали один плацдарм и разбили несколько вражеских плацдармов на нашем берегу этой реки». В этот день в Венгрии удалось сбить 37 неприятельских самолетов, включая 4 тяжелых бомбардировщика союзников, действовавших из Италии.

Вечером того же дня Геббельс отметил: «В Венгрии, к сожалению, достигнуты лишь незначительные местные успехи. О планомерном продвижении вперед говорить не приходится. Напротив, наша 6-я армия перешла теперь к обороне».

15 марта, в последний день немецкого наступления, Геббельс записал: «В Венгрии в результате наступления между западной оконечностью Балатона и Капошваром наши войска на широком фронте продвинулись на два-три километра, но на других участках — в частности, в районе Секешфехервара — противник усиленно контратаковал, главным образом пехотными частями. Все атаки, за исключением вклинения в наши позиции между Секешфехерваром и Фельзёгаллой, были отражены».

А 20 марта Геббельс признал успех советского наступления, происшедшего накануне: «В Венгрии, между Секешфехерваром и Фельзёгаллой противник, действуя в западном и северо-западном направлениях, атаковал слабые позиции венгерских войск на горном массиве Вертеш и вклинился в них во многих местах на глубину от 15 до 20 километров. Атаки на Мор сорваны. Между Мором и Секешфехерваром противник вышел к железной дороге Секешфехервар — Коморн (Комарно). Наша атака южнее Балатона увенчалась продвижением вперед у Марцали».

Только теперь Геббельс признал очевидное: «В Венгрии мы полностью перешли к обороне. Севернее озера Веленце противнику опять удалось немного продвинуться вперед. О наступлении нашей ударной армии нет больше речи».

На следующий день, как отметил Геббельс, положение стало еще более мрачным: «В Венгрии наше наступление окончательно застопорилось. Здесь мы были вынуждены перейти к обороне, которая вдобавок оказалась чрезвычайно слабой, что привело уже к глубоким вклинениям и серьезным потерям. Город Секешфехервар перешел в руки противника. Мы, правда, предпринимаем контратаку за контратакой, но эти операции не приносят успеха».