Нана проснулась от собственного смеха и увидела, что Антонарядом нет. В первый момент даже испугалась, потом прислушалась: из ваннойдоносился шум льющейся из душа воды. Она не стала вылезать из постели, лежала,блаженно потягиваясь, и глупо улыбалась. Потом вспомнила об убийстве Катерины,и улыбка сразу потухла, но уже через несколько секунд снова вернулась, и Нананичего не могла с этим поделать. Что же с ней творится? Она должна бытьсерьезной, озабоченной, даже, может быть, трагичной, ведь человека убили, и нетак чтобы очень уж постороннего. Конечно, Катерина Нане Ким никто, очереднаяподружка брата ее начальника, седьмая вода на киселе, но все-таки они былизнакомы, да и вообще, когда человек умирает, все должны горевать и никто неимеет права быть счастливым. А вот она почему-то счастлива. Как началарадоваться во сне, так до сих пор остановиться не может.

Нана протянула руку, взяла с тумбочки мобильник, проверила,не было ли сообщений от Никиты. Сообщение было, совсем коротенькое: «У меня всеполучается! Ура!» Слава богу, хоть у сына все в порядке.

– Ты встаешь или еще будешь досыпать? – Антонстоял в дверях спальни, обмотанный полотенцем, с мокрыми волосами и чистовыбритым лицом.

– А который час? – лениво спросила Нана.

– Половина шестого. Если ты со сна плохо соображаешь,то уточняю: вечера.

– Есть хочется, – невпопад сказала она. –Давай позвоним бабе Вере и позовем ее в гости. Она блинов напечет. Оченьхочется блинов, причем много, досыта, с медом, с вареньем и со сметаной. А?Давай?

– Давай, – улыбнулся Антон. – А как же твоядиета и твоя фигура?

– А черт с ними, – легко и радостно рассмеяласьНана. – Ну, будет у меня талия на пять сантиметров толще или даже надесять. Ты что, готов меня бросить из-за этого?

– Я тебя не брошу, даже если ты будешь весить тонну.Что с тобой, Нана? Ты сегодня на себя не похожа. Что-то случилось?

– Сон смешной приснился.

– Расскажешь?

Она помотала головой по подушке, мол, нет, не расскажу.Врать не хотелось, но не говорить же Антону, что ей снится Филановский и онапереживает, что больше никогда его не увидит, и как же ей жить без него, ведьона его так любит. Ей снова стало весело, и она невольно прыснула.

– Почему? Сон был неприличный?

– Да нет, ничего неприличного, просто я его почти непомню, все смазалось, ну, знаешь, как это бывает. Осталось только ощущениесмешного и радостного.

Все-таки пришлось соврать. Сон свой Нана помнила отлично.

Она, не вылезая из постели, позвонила Вере Борисовне иужасно огорчилась, когда выяснилось, что та никак не может устроить им «блиновдосыта», потому что отмечает праздник со своими маленькими фигуристами и ихродителями.

– Придется вставать, – удрученно констатировалаНана, – и готовить еду самостоятельно. А я так хотела сегодня полениться!

– Давай сходим куда-нибудь, – предложилАнтон. – Рядом с домом полно ресторанов.

– Нет, в ресторан не хочу. Вообще из дому выходить нехочу. И красиво одеваться не хочу. Хочу ходить в халате и шаркать ногами,обутыми в шлепанцы без задников.

– Это что, капризы? – удивленно спросил он. –Как-то на тебя не похоже.

– Это не капризы, Тоша, – Нана встала, закуталасьв халат, туго завязала пояс и быстрым движением пальцев поправиларазлохматившиеся во сне волосы, – это нормальное желание не напрягаться ине выглядеть, а просто быть. Быть самой собой. Я тебя разочаровала?

– Ты меня озадачила. И немного напугала. Даже и незнаю, как тебя в таком странном состоянии одну оставлять.

– Ты собираешься уходить?

Ей сразу стало грустно. Она даже не подозревала, что можеттак расстроиться при мысли, что Антон сейчас уйдет.

– Если ты против, я никуда не пойду.

– Я против, – она смело посмотрела ему в глаза иулыбнулась. – Я не хочу, чтобы ты уходил. Я хочу, чтобы ты остался.

Никогда за все время, что они встречаются, Нана не просилаАнтона Тодорова не уходить, точно так же как никогда не приглашала его к себе ине спрашивала у него согласия на то, чтобы прийти к нему. Она считала это нижесвоего достоинства. Если он хочет провести с ней время, пусть сам приглашаетили сам просит позволения приехать. Она ни за что не станет проявлятьинициативу. Ни за что. И что это с ней сегодня?

– Хорошо, я остаюсь.

– А куда ты собирался?

И снова она поступила против собственных правил. Никогдаподобных вопросов Нана себе не позволяла. Антон – взрослый самостоятельныйчеловек, кроме того, он ее подчиненный, и какое право она имеет контролироватьего и спрашивать, куда он идет или где и с кем был, если это не касаетсяработы? Это казалось ей чем-то неприличным и не соответствующим тем отношениям,которые она же сама и установила.

– Я хотел съездить к Любови Григорьевне, поговорить.Надо помочь Олегу Баринову, поспрашивать, может, она видела или слышалачто-нибудь любопытное. И потом, мы с тобой вчера говорили о том, что надопопробовать выяснить, кто еще, кроме моего отца и самих Филановских, мог знатьо той истории. Нужно искать автора писем, убийство Катерины этой задачи неотменило.

– Поезжай, – решительно сказала Нана. – Этонадо сделать, ты прав. Сейчас я быстренько приготовлю что-нибудь вкусное, позавтракаем– и поезжай.

– Ты имеешь в виду – поужинаем? – с улыбкойосведомился Антон.

– Ладно, сойдемся на том, что пообедаем, – оналегко пошла на компромисс. – Только возвращайся потом ко мне, ладно? Ябуду валяться на диване, смотреть телевизор и ждать тебя.

Антон потянул ее за руку, прижал к себе, обнял.

– Знаешь, сколько лет я ждал, чтобы услышать эти слова?Я всегда хотел, чтобы меня дома ждали. Даже папа мне никогда этого неговорил, – прошептал он ей на ухо.

– Я буду говорить тебе это каждый день, – ответилаона тоже шепотом. – Хочешь?

– Хочу. Очень хочу.

– А отбивную из свинины хочешь? С жареной картошкой исалатом.

– Тоже хочу.

– А еще чего хочешь?

– Не скажу, – улыбнулся Антон, – а то наТверскую не успею.

* * *

– Я так и знала, что добром это не кончится. –Любовь Григорьевна резким движением закрыла дверь в свой кабинет. – Я какчувствовала, что эта девчонка внесет разлад в нашу семью. Мне утром позвонилАндрюша, но ничего толком не объяснил, он был так взвинчен! Ну что там, Антон,рассказывайте же.

Антон устроился в кресле, достал блокнот и папку, внескольких словах обрисовал Филановской ситуацию.

– Ну конечно, это все его неразборчивость, –сердито проговорила она, – вечно у него девицы меняются, ни одну не можетоколо себя удержать. Вернее, не хочет. Разумеется, у него характер непростой,не каждая может с таким ужиться, да еще это его весьма сомнительноемировоззрение… Девушкам все это не нравится, они пытаются с этим бороться,угрожают, что бросят его, если он не станет вести себя по-другому, а он ихспокойно отпускает, ни одну не пытается удержать. Разве так можно?Сосуществование двух людей – это труд, адский труд, можете мне поверить, аАндрюша не хочет прикладывать ни малейших усилий к тому, чтобы выстроитьотношения должным образом. Знаете, почему от него жена ушла в свое время? Онане могла вынести того, что он ее совсем не ревнует. Она специально давала емуповоды для ревности, хотела проверить, насколько она ему дорога, а он толькоулыбался. Как будто ему все равно, как будто она ему не очень-то и нужна.Конечно, она обиделась. А кто бы не обиделся?