— Ох, да брось ты, вокруг всегда полно сумасшедших. — Он сменил тему: — У тебя была возможность спросить у своего приятеля охранника, куда пропали шесть этажей?

— Его не было на месте. То ли отдежурил в ночную смену, то ли заболел. А ты говорил с Чарли Роули?

— Сегодня он отбыл — в Европейское патентное бюро в Мюнхене; завтра должен вернуться.

— Ты ему доверяешь?

Коннор ухмыльнулся:

— Он пьет и курит. В наши дни это уже кое-что!

Барменша принесла столовые приборы и корзиночку с французской булкой. Коннор стал разворачивать порцию масла.

— Сегодня мне было страшно, — призналась Монти.

Увидев озабоченность на ее лице, он протянул через стол руку и погладил ее кисть.

— Послушай, — сказал Коннор, — я не знаю, что происходит, но мы докопаемся до самого дна. — Он сжал ее пальцы.

— Должно быть, в моих словах слишком много эмоций.

— Нет. Было бы очень странно, если бы тебя не взволновало все, что с тобой происходило. — Он улыбнулся. — Послушай, как бы я себя ни чувствовал, есть строчки Роберта Фроста, которые я всегда повторяю. Он мой любимый поэт.

— Прочитаешь их мне?

— От людей избавиться невозможно — как от мух и постельных насекомых. Всегда кто-то выживет в трещинах и расщелинах — это мы. — Он выразительно вскинул брови.

Монти рассмеялась и тоже сжала его руку, почувствовав, насколько она тверда и надежна.

Северный Лондон, 1951 год

Расписание неумолимо давало о себе знать.

Хильда Джадд закрыла входную дверь и заторопилась по садовой дорожке к воротцам. Время поджимало. Внизу на дороге уже порыкивал и дергался черный автобус, выпуская из выхлопной трубы густые клубы серого дыма. Двое ребятишек, играя в пятнашки, чуть не налетели на нее.

— Что за поведение! — крикнула она вслед им, но слова ее пропали втуне.

Дождь припустил сильнее. На ней был макинтош, застегнутый до самой шеи, непромокаемая шляпка, ленты которой она затянула под самым подбородком, и галоши. В левой руке она сжимала сумку.

Судя по стрелкам часов в кухне, у нее еще было две минуты. Бог может дать ей немного времени, если попросить Его. Она прикрыла глаза, пробормотала молитву и заспешила к концу квартала, где повернула направо и прошла мимо ряда кирпичных фасадов — все, что осталось от скопища домов, в которые в 1945 году попала Фау-2.

Она упрямо выпятила подбородок навстречу острым иглам дождя, которые кололи ей лицо. Красный автобус фирмы «Оксо» проехал перекресток перед ней, подпрыгивая и дергаясь на трамвайных путях. Она услышала дребезжание звонка и, волнуясь, прибавила шагу. Что это с ней происходит, удивленно подумала она, поскольку никогда и никуда не опаздывала, ни разу за двадцать лет не пропустила начало церковных встреч. А сегодня, мало того что она боялась опоздать, так еще и забыла Библию.

Забыть Библию!

Она лежала на кухонном столе, но возвращаться за ней уже не было времени; обычно Хильда засовывала ее в сумку и не могла поверить, что вышла из дома без Библии.

Прости меня, Господи.

Ее внезапно охватил приступ паники. Она представила свой дорожный экземпляр Божьей книги в коричневом кожаном переплете и с золотыми буквами тиснения, она видела его прекрасные страницы, нежные как шелк, — он лежал рядом со списком покупок и хрустальной вазой для цветов.

Это Дэниел заставил ее забыть о Библии, решила она. Бог накажет его за это. С мальчишкой что-то происходит. После смерти отца он стал каким-то странным, словно в нем поселилось зло. У него рак души. В те редкие минуты, когда ей хотелось быть доброй и снисходительной, она думала, что его грызет печаль, но она не была в этом уверена. Он демонстрировал равнодушие и оскорбительное высокомерие, словно в чем-то превосходил ее. Когда она гневалась на него, он просто улыбался и уходил. Порой казалось, что он считает себя даже выше Бога, вне пределов досягаемости Господа нашего.

И это было необходимо вышибить из него.

Именно вышибить.

Если она этого не сделает, то придется Господу, а Господь слишком занят, чтобы заниматься неблагодарным ребенком. Каждый день она обещала Богу, что будет неотступно заниматься с Дэниелом чтением Библии, отведет особые часы для совместных с ним молений и будет лупить его за неподчинение. Она просила у Бога помощи в этой задаче, но помощь так и не поступала.

Неделю за неделей она чувствовала, как теряет жизненные силы и энергию, как становится неуклюжей и забывчивой. Это все дело рук мальчишки. Каждый раз, как Дэниел входил в кухню, она разбивала стакан или блюдце. Прошлым вечером она уронила на пол полный соусник, мальчишка вызывал у нее гнев; один лишь вид его физиономии приводил ее к взрыву ярости.

Тем не менее ее взбучки он воспринимал безмолвно. И чем меньше он протестовал, тем больше она свирепела.

Добравшись до конца улицы, она возмущенно поджала губы, когда увидела, что подходит нужный трамвай. Догнать его она не успеет, поскольку находится на другой стороне улицы и далеко от остановки. Она услышала ровный перестук колес и дребезжание звонка.

Дэниел. Его лицо внезапно вспыхнуло у нее в памяти, словно кто-то раскаленным штампом впечатал его в мозг. Голову охватило мучительной болью, словно она была готова расколоться. «Дэниел!» — внезапно потеряв представление о пространстве, выдохнула она, сжав голову руками.

Какой-то голос шепнул ей в ухо: «Молись!»

Это был голос Дэниела. Он повторил еще раз, погромче: «МОЛИСЬ!»

И улица, и все вокруг нее стало рассыпаться на фрагменты, как отражение в осколках разбитого зеркала. Она повернулась вокруг своей оси.

— С вами все в порядке, миссис? — спросил незнакомый голос. Откуда-то протянулась рука, готовая ей помочь.

— Оставьте меня в покое, уберите свои руки! — завопила в ответ она. — Я должна успеть на трамвай! Бог — мой проводник, Бог — мой спаситель!

Собравшись было бежать, она споткнулась. Яростно взвыл клаксон, и такси рвануло в сторону, чтобы не сбить ее.

— Бог рядом со мной! — воззвала она. — Бог остановит трамвай!

«МОЛИСЬ!» — обжигающе прошипел у нее в ушах голос Дэниела.

Какая-то тень скользнула перед ней по мокрому гудрону, блеснула хромированная облицовка, снова прозвучал клаксон.

«МОЛИСЬ!»

Задребезжал звонок.

«МОЛИСЬ!»

Кто-то вскрикнул.

— Все мы равны перед взором Божьим, Дэниел, — громко сказала она и бросилась бежать. — Он знает, Дэниел. Он видит тебя, глупое дитя. Он знает, что ты есмь зло!

Надо успеть на трамвай. Надо. Бог поможет ей догнать его. Держись! Тени, струи дождя, «дворники», которые выписывают свои дуги, лицо кондуктора за стеклом под козырьком остроконечной фуражки. В церковь нельзя опаздывать.