— Нет, они поговорили об этом, но энтузиазма не проявили. Это естественно, ведь ничего не было украдено или поломано. У меня сложилось впечатление, что им не хочется оценивать эту ситуацию как взлом; им куда больше хотелось пригладить свою криминальную статистику. Но утром после твоего ухода я обнаружила кое-какую пропажу, потому что сама я не могла…

— Эй! Взгляни на это! — прервал Коннор, схватил пульт и усилил громкость. На экране шла последняя реклама «Бендикс Шер» о «корпоративном образе» компании. В офисе все о ней только и говорили, но Монти ее еще не видела и сейчас изумленно смотрела на экран.

Реклама началась с крупного плана лавы, рвущейся из жерла вулкана. Выразительный мужской голос сказал:

«Семьдесят миллионов лет назад существование Большого острова на Гавайях началось с вулканического извержения на дне Тихого океана».

Камера поднялась, показывая, как на краю острова, густо заплетенного растительностью, извергается вулкан. Затем камера нырнула глубоко в гущу влажного леса, вплотную показывая экзотические растения и жизнь птиц.

«Растения гавайских влажных лесов, — продолжал комментировать голос, — не только дают средства существования для людей и диких животных, но являются одним из богатейших в мире источников лекарств».

Теперь камера показывала общий план предприятия «Бендикс Шер», образца высокой технологии, окруженного акрами зелени.

«Эта компания более, чем любая другая, сохраняет природные чудеса влажных лесов и использует их плоды, чтобы для всех нас создавать лучший мир».

Далее в поле зрения камеры оказалась эфиопская деревня с ее глинобитными хижинами. Вокруг европейца, посетившего ее, клубились десятки черных ребятишек. Он говорил прямо в камеру, на экране появилась надпись: «Сэр Нейл Рорке».

«Здравствуйте. Я возглавляю „Бендикс Шер“ и хочу, чтобы вы посмотрели на здоровых молодых людей, которые собрались вокруг меня. Разве они не великолепны? — При этих словах он одной рукой обнял мальчика, а другой — девочку. — Я сомневаюсь, что без витаминизированного порошкового молока, производимого „Бендикс Шер“, кто-то из этих ребят сегодня был бы жив. — Он сделал паузу, чтобы камера успела пройтись по счастливым юным лицам. — Без ингредиентов, извлекаемых из дерева акобаб, растущего во влажных гавайских лесах, этот маленький мальчик был бы калекой в инвалидной коляске. Без корней растения пе-эку эта маленькая девочка уже в подростковом возрасте была бы слепой».

Камера медленно переместилась и теперь крупным планом показывала доброго дядюшку председателя «Бендикс Шер».

«Моя компания тратит в год три миллиарда фунтов на медицинские исследования, то есть в пять раз больше, чем британское правительство. „Бендикс Шер“ старается, чтобы в мире было меньше боли и болезней».

Зазвучала музыка, камера сместилась, отодвигаясь все дальше и дальше, показывая, что сэра Нейла Рорке окружает не пара десятков счастливых детишек, а несколько тысяч. Крупные буквы заполнили экран: «„БЕНДИКС ШЕР“ — САМАЯ ЗАБОТЛИВАЯ КОМПАНИЯ В МИРЕ».

Коннор ухмыльнулся:

— Пожалуй, он и на «Оскара» потянет? Вот циничный подонок…

Она осторожно взяла сигарету у него из пальцев и затянулась. От вкусного дыма у нее закружилась голова.

— Циничный? А мне он скорее нравится. Как ты думаешь, насколько он осведомлен о том, что делается в компании?

— Что ты имеешь в виду?

Она неохотно вернула ему сигарету.

— Ну… он ведь всего лишь подставное лицо, не так ли? Председатель, но не исполнительный директор или что-то в этом роде. Я думаю, он работает на компанию всего два или три дня в неделю. Тебе не кажется, что такие люди, как доктор Кроу, используют образ хорошего человека сэра Нейла? И если вокруг «Матернокса» существует какая-то дымовая завеса, не могу поверить, что он ее одобряет.

Коннор снова затянулся сигаретой и промолчал.

Она спрыгнула с кровати, прошла в кухню и, вернувшись с коричневым конвертом, вывалила его содержимое.

— Вот те планы, что я раздобыла. Лондонская штаб-квартира «Бендикса».

Монти развернула первый лист: «Гарбутт Макмиллан. Планы новой лондонской штаб-квартиры „Бендикс Шер“. 1971, вид сбоку».

— Давай-ка посмотрим. — Она расстелила синьку и, глядя на нее, попыталась сориентироваться. На ней был изображен знакомый центральный фасад, который выходил на Юстон-роуд. Затем развернула следующий лист.

— Это западный фасад, — сказал Коннор, развернув чертеж под правильным углом. Затем они принялись раскладывать и изучать аккуратные геометрические коробочки поэтажных планов.

Через четверть часа постель и большая часть пола были покрыты синьками и в воздухе стояли острые едкие запахи специальной бумаги и чернил.

— Что мы на самом деле пытаемся найти? — спросил Коннор.

— Не знаю. Не имею представления. Я просто иду по тому следу, о котором намекнул Уинстон Смит — тот охранник, о котором я тебе рассказывала.

— Ах да… тот, у которого постоянный насморк и слишком живое воображение. Он не рассказал ни о чем конкретном?

— Он был напуган, Коннор. Я думаю, что, обронив мне несколько слов, он перешел границу.

Он порылся в груде бумаг и снова извлек фронтальный разрез.

— Что-то тут не в порядке, — внимательно присмотревшись к нему, сказал он.

— Что именно?

— Я не уверен… — Он нахмурился. — Вроде что-то просматривается… — Он стал считать этажи, водя по ним пальцем. Затем повернулся к Монти: — Я насчитал их пятьдесят шесть, — сказал он. — Но тут еще приложены рисунки. Так? Или это ранние рабочие наброски?

— Нет, это рисунки из основного досье. Значит, пятьдесят шесть этажей? — повторила она.

Коннор еще раз сосчитал их.

— Точно.

— Разве что… само здание насчитывает в высоту сорок девять этажей.

— Плюс подвальное помещение.

— Значит, пятьдесят. А здесь по чертежам — еще шесть этажей. — Лоб прорезали глубокие морщины, и внезапно она почувствовала, как по спине пробежал холодок страха. — Так где они, Коннор? Куда, черт возьми, делись остальные шесть этажей?

— Вот ты мне и расскажешь.

Среда, 23 ноября 1994 года

Билл Ганн сидел на одном из резных стульев черного дерева перед столом доктора Винсента Кроу. Он закинул ногу на ногу, чтобы лучше изучить круглую черную отметину на носке своих модных туфель, оставленную взбешенной Никки. Размерами она была с пулевую пробоину. Никки оставила ее как оценку его появления на три часа позже обещанного времени. Один резкий удар острым, как стилет, каблучком — и она удалилась в ночь.

У него чертовски болела нога, а выражение лица исполнительного директора, который смотрел на него поверх стеклянных глаз лягушки из папье-маше, не сулило ничего хорошего. Их встреча раз за разом прерывалась тремя телефонными звонками, и они успели обменяться только общими словами.