гостинице следующего по маршруту города Белу Оризонте, мы припарковали автомобили и начали неспешную прогулку по Ору-Прету. И правильно сделали: городок вписан в лощину, как пасторальная декорация.

Очень красивы современные виллы и маленькие замки – просто домами их не назовешь – бывших золотопромышленников и не только бывших. Большинство из таких вилл сработано еще во времена рабовладения, да так и остались в своем богатом и аристократичном облике и по сю пору. Как драгоценности, они не стареют. Посмотрели и подвал для содержания рабов – каменное холодное помещение под домом с узкими окнами без стекол. Как же здесь было холодно промозглой бразильской зимой, т.е. в период дождей! В этот момент мы опять прониклись пролетарским сочувствием и симпатией к угнетенным и обиженным!

Чего здесь больше всего, так это церквей, храмов и монастырей. Каждый из них так необыкновенно величествен или просто красив и насыщен скульптурами, фресками, барельефами, орнаментом деревянных и каменных кружев, так отличается друг от друга архитектурой, что поневоле, останавливаешься перед каждым и любуешься. Объединяет их лишь одно: пышность и богатство отделки. Оказывается, в “золотой” город стремились не только рабочие на золотоносные шахты, мошенники мелкого и крупного калибра, различные авантюристы для «схватить удачу за хвост и быстро разбогатеть». Сюда стремились и слуги Божие и тоже за тем же самым: золото! алмазы! И каждая религиозная община стремилась воздвигнуть свой храм, роскошный и запоминающийся.

Особенно поражает воображение величественный храм, церковь Франциска Ассизкого. Так было выбито латиницей на фасаде. Что это за святой, я не знаю, как, впрочем, и других “не родных” святых, да и родных-то не всех. Чаще всего вспоминаю и даже иногда молюсь втихомолку своему детскому святому Николаю Угодничку. Так вот этот храм и многие другие строил и украшал замысловатой резьбой знаменитый зодчий и уроженец этого городка Антонио Франсиско Лисбоа. Если взять и перевести грубым подстрочником, то получится Антон Францевич Лиссабонский, еще проще – Тоша из Лиссабона. Но оставим глупые шутки!

Этот знаменитый Антонио, сын черной рабыни и португальского архитектора, а значит полукровка. Отец отнесся к сыну, как к рабу, и в 21 год продал его одному скульптору. Мальчик оказался гениальным, но несмотря на свою гениальность не имел прав работать по контракту из-за цвета кожи и не получил признания как настоящий архитектор-мэтр. Впоследствии он выкупил из рабства себя и мать. У него было прозвище “алежайдиньо” – “несчастненький” или “уродец”. Он и на самом деле стал калекой, предполагают стал им уже будучи взрослым: одни историки утверждают, что его суставы искривил до неузнаваемости ревматизм, другие уверены, что Алежайдиньо был болен проказой, т.к. сначала начали болеть суставы, потом появились странные незаживающие язвы, начали отваливаться пальцы на руках и ногах. Да уж! Симптомы не из приятных!.. Мастер продолжал работать, не обращая внимания на адские боли, привязывая молоток и зубило к тому, что у него оставалось от суставов.

Он участвовал самым непосредственным образом в строительстве и отделке более 50 церквей. Знаменитые церкви Носса сеньора да Пилар, Сан-Франсиско тоже создание «Алежайдиньо». Эти церкви, как, впрочем, и все остальные в Ору-Прету, отличает филигранный декор рельефа и всех резных украшений, причем большинство из них покрыты тончайшим, но листовым золотом, не сусальным, зачем мелочиться!

А что касается религиозной утвари, то она была массивной и из чистого золота. Чего-чего, а этого благородного металла в шахтах Минайс Жерайс было достаточно. Справочники говорят, что на отделку украшений только в соборе Сан-Франсиско, стиль «позднее барроко», было израсходовано более 400кг золота. Честно говоря, этот собор отличается от остал ьных разве только большей помпезностью и закругленностью форм. Может, как раз, это и есть «позднее барроко».

В лицах святых ощутимо совмещены белые и африканские черты; в одном из них Алежайдиньо, якобы, запечатлел и свой автопортрет, увековечил для истории, так сказать. Только вот в каком именно святом никто толком указать не смог. Кроме того, истинный сын своего народа и самый настоящий трудящийся, свой брат, Антонио Лисбоа, говорят, также изобразил святых похожими на участников восстания Тирадентиса, «инкофидентов», борцов против колониального ига португальцев.

Мордашки пухлощёких ангелов, поддерживающих своды и пилоны, не безлико одинаковы, они напряжены, им тяжело нести эту ношу, детишки измучены. Тот, кто вырезал из твердейшего дерева или камня образы небесных созданий, прекрасно знали, как тяжек бывает труд. Создался так называемый бразильский стиль «барроко минейро», корни его находятся на трех континентах: Африки, Европы и Латинской Америки.

Самым необыкновенным и, кажется, последним произведением Лисбоа стали двенадцать апостолов у храма Бон Жезус-де-Матозиньос в городе Конгоньас, вблизи от Ору-Прету, куда мы и заехали, чтобы не пропустить еще одну достопримечательность.

Как утверждают опять же историки, у скульптора было видение: если он сможет создать, высечь из камня, двенадцать пророков, то его болезнь исчезнет. Алежайдиньо принялся за работу. Статуи были изготовлены, но болезнь не прошла, хотя неизлечимо больной “уродец” прожил еще 18-20 лет уже в стадии тяжелого заболевания, бедный, почти до 85-ти лет и был похоронен здесь же, в Ору-Прету. Его последняя работа – фигуры пророков достаточно высокие, в полтора человеческих роста. Лица у них скорбные, печальные, почти плачущие, что и неудивительно для пророков вообще и для фигур, вышедших из-под руки “маленького уродца” в частности. Статуи вырезаны из так называемого “мыльного камня”. Этот поделочный материал тоже добывали в окрестностях Ору-Прету. После шлифовки поверхность камня становится атласной, как бы скользит в руках, поэтому ему и дали такое название. Камень средней твердости, хорошо берется резцом каменотеса и скульптора, прекрасно поддается шлифовке, но хрупкий.

Я убедилась в этом лично, когда разбила памятную покупку из “мыльного камня”, высокий узкогорлый кувшин и широкое плоское блюдо. Сначала разбилось блюдо, соскользнуло с лакированной поверхности стола, когда у стола подломилась ножка из-за отвинтившегося шурупа, о котором я ни один раз напоминала главе семьи. Когда же глава заявил, что шуруп-то и самой можно было ввинтить, то я, молча, с наслаждением и оглушительным треском ахнула кувшин об пол. Произошел момент эмоционального взрыва, выпуска пара, когда вдруг кончилось великое терпение делать несколько дел одновременно параллельно: работать, шить, стирать, убирать, заниматься с детьми, изображать при случае из себя леди, иногда для конспирации ездить с мужем на так называемые “закладки”… Это, простите, все-таки не одна целенаправленная работа, а разные и тоже достаточно трудоемкие. Устаешь не только морально, но и физически, а тут еще претензии с неумением вовремя починить стол и завинтить шурупы… Да умею, умею я и шурупы завинчивать, и гвозди забивать, и красить, и