Шестнадцатилетняя «берлинская остановка» на пути из Киева в Нью-Йорк стала одним из самых успешных и в то же время самых горестных периодов в жизни Алексея Гольденвейзера. Именно здесь он завоевал себе профессиональный авторитет, обзавелся множеством знакомых в эмигрантской среде, стал видным «общественником»[565].

Новоприбывшему надо было зарабатывать на жизнь. Получить работу по специальности было нелегко, особенно учитывая переизбыток людей «интеллигентных профессий», в том числе юристов, среди эмигрантов. Гольденвейзер еще не успел заработать себе имя в профессиональной области, ведь когда случилась революция и время «нормальной» юстиции кончилось, ему было только 27 лет. Однако у молодого адвоката были и несомненные преимущества перед многими коллегами: знание немецкого языка и образование, частично полученное в германских университетах. Другой сложностью, разумеется, была узость «клиентской базы». Приходилось, во всяком случае, поначалу рассчитывать на клиентуру из эмигрантов, а высокой кредитоспособностью эмигранты в массе не отличались. Тем не менее, со временем появилась и практика. С первых лет пребывания в эмиграции Гольденвейзер много писал. Отчасти это объяснялось потребностью осмыслить недавнее прошлое и настоящее, отчасти, что очевидно из его переписки с редакциями, в особенности в начале 1920‐х годов, материальными соображениями. Не оставил он этой привычки до конца дней, хотя его публикационная активность никогда не достигала такой интенсивности, как в 1920‐е годы.

Революция и вынужденная эмиграция не привели к существенному поправению Гольденвейзера, как это случилось со многими эмигрантами, приверженными ранее либерально-демократическим ценностям. Он примыкал к кадетам левого, милюковского толка, а в 1927 году принял самое активное участие, наряду с Б. И. Элькиным (1887–1972)[566], в создании Русского республиканско-демократического объединения в Германии и был избран его председателем.

Но основное место, наряду с профессиональной, в берлинский период его жизни занимала деятельность общественная. Гольденвейзер принимал активное участие в работе двух берлинских организаций — Союза русских евреев в Германии и Союза русской присяжной адвокатуры в Германии[567]. Когда осенью 1921 года он приехал в Берлин, то взялся организовать при Союзе русских евреев отдел по оказанию бесплатной юридической помощи. Кроме этого, Гольденвейзеру пришлось помогать председателю Союза Я. Л. Тейтелю в сборе средств на нужды организации. Гольденвейзер иногда сопровождал его в поездках.

Гольденвейзер принимал довольно активное участие в деятельности Союза русской присяжной адвокатуры в Германии, а также других объединений русских юристов за границей. Он вошел в рефератную комиссию Союза, а впоследствии стал ее секретарем; он входил также в комиссию, заведовавшую юридической консультацией Союза. Гольденвейзер впервые был избран в правление Союза в 1925 году и далее ежегодно переизбирался на новый срок[568]. Он был также членом русского постоянного третейского суда в Берлине и Берлинского отделения Комитета съездов русских юристов за границей. Председателем правления Отделения был Б. Л. Гершун, в 1928 году Гольденвейзер был избран его заместителем[569].

Здесь, в Берлине, завязалось не только знакомство и профессиональное сотрудничество, но и дружба этих принадлежавших к разным поколениям людей. Дружба, сохранившаяся до последних дней жизни старшего из них. Об отношении Гершуна к младшему коллеге говорят слова, написанные им по случаю 55-летнего юбилея Гольденвейзера. Он их переслал самому юбиляру, но у нас нет оснований, исходя из истории их дружбы и переписки как друг с другом, так и с другими людьми, сомневаться в их искренности:

После прихода к власти нацистов Гершун уехал во Францию и обосновался в Париже. Здесь он тоже довольно быстро занял видное положение в профессиональном сообществе: вошел в Совет Объединения русской присяжной адвокатуры во Франции, а позднее, в 1945 году, был избран его председателем.

Гольденвейзер справедливо писал, что в период беженства заслуги Гершуна «перед товарищами по сословию неоценимы. Более, чем кто-либо, он содействовал разрешению трудной и не имевшей исторических прецедентов задачи — создать статус „адвокатуры в изгнании“. Это навсегда останется в анналах российской эмиграции»[571].