7 сентября 1822 года Алексей Петрович отправился в Тифлис, оставив вместо себя полковника Юрия Павловича Кацырева и известного своей легендарной храбростью штабс-капитана Нижегородского драгунского полка Александра Ивановича Якубовича. Первому он подчинил все войска в Кабарде, второму — казачьи резервы, расположенные в местах возможного прорыва горцев.

Теперь наступило время рассказать о некоторых подробностях жизни Якубовича на Кавказе, не попавших в общий рассказ о нём.

* * *

Вскоре после отъезда Ермолова в Тифлис к Кацыреву явился некий горец, который сообщил, что в верховьях Чегемского ущелья скрываются беглые кабардинские семейства и за сходную плату согласился провести туда русские войска…

В ночь на 20 ноября небольшой отряд двинулся в путь. Авангард его возглавил штабс-капитан Якубович. Преодолев невероятные трудности, он спустился с кручи в ущелье и вступил в перестрелку с горцами. Услышав звуки боя, на помощь соратнику поспешил Кацырев, но ночная темень не позволила ему окружить кабардинцев. Тем не менее всё, что горело, было сожжено, всё, что осмелилось сопротивляться, было уничтожено. Русские пощадили только женщин и детей. Через шесть дней войска вернулись в Нальчик.

Всё последующее время для Якубовича было наполнено неустанной военной деятельностью. Командуя казачьими резервами на Малке, Баксане и Чегеме, он подчинялся только Кацыреву. Цель его пребывания там — не допустить вторжения горцев, оградить от их нападения кабардинцев, живущих на равнине, и держать под контролем Линию, совершая беспрерывные разъезды вдоль неё и пр. Александр Иванович буквально не сходил с седла. Нередко одного появления штабс-капитана в горах было достаточно, чтобы рассеять уже готовую к набегу партию неприятеля.

Якубович был человеком слова, и горцы ценили это. Они знали, что женщины и дети, попавшие в силу обстоятельств в его руки, будут непременно возвращены с почётом и без выкупа. Бывало, и сами отпускали русских пленных, не требуя вознаграждения. Злейшие враги России нередко были кунаками штабс-капитана и гордились его дружбой.

Александр Иванович знал обычаи горцев, их тактику горной войны. Он не отличался от них ни одеждой, ни вооружением и не уступал им в искусстве наездничества, а храбростью превосходил лучших кавказских джигитов. Капитан собственноручно поражал всякого, кто осмеливался вступить с ним в единоборство. В горах считали его заколдованным.

Однажды в горах во время переговоров с карачаевцами Якубович, раздражённый их упорством и несговорчивостью, взмахнул нагайкой и крикнул: «Прочь с глаз моих!» Несмотря на то что он был один среди сотни карачаевцев, никто не осмелился выстрелить в него: все разбежались от его грозного возгласа, как школьники от строгого учителя.

Декабрист Андрей Евгеньевич Розен, служивший на Кавказе, рассказывал со слов одного ветерана, что Якубович был родным отцом для солдат, добычу делил между ними справедливо, а себе никогда ничего не брал.

В Кабарде Якубович пробыл до весны 1823 года, после чего был переброшен с казаками за Кубань, где под началом Алексея Александровича Вельяминова ему предстояло действовать против черкесов на берегах Большого и Малого Зеленчуков. Но уже близ переправы через реку он был ранен. Пуля раздробила ему череп над правым глазом. Александр Иванович лишился чувств. По отряду разнёсся слух, что штабс-капитан погиб.

Вопреки заключению докторов, Якубович через сутки с перевязанной головой ехал на коне впереди своих отважных конников, которые вчера вывезли раненого командира из боя. С этого дня, 28 июня 1823 года, до самой смерти нашего героя чёрная повязка прикрывала его незаживающую рану, которая часто вызывала у него приступы невыносимой головной боли и эпилепсии.

В продолжение всего похода он, по свидетельству Вельяминова, «не переставал отправлять самую деятельную службу и в сей день сражался с отличной, то есть с обыкновенной своей храбростью и благоразумием».

10 сентября 1823 года горцы потерпели поражение и понесли значительные потери. Лидеры черкесов, в то время подвластные анапскому паше, Алуков, Кара-Мурзин и Мамбетов были ранены. Берега Большого и Малого Зеленчуков были очищены от враждебного России населения. Теперь до самой Лабы лежало обширное пустое пространство, которое хотя и не исключало, но серьёзно затрудняло грабительские набеги на прилинейные казачьи станицы и крестьянские сёла. Что делать? Надеялись пожить за счёт ограбления мирных кабардинцев — не позволили войска Вельяминова, а точнее их арьергард под командованием Якубовича…

Скоро, однако, Вельяминов уехал в Георгиевск, уступив свои войска грозному полковнику Кацыреву. Якубович отправился на операцию в Медико-хирургическую академию, но угодил в Сибирь. Скончался он в Енисейске в 1845 году.

* * *

Кацырев, уверенный в себе, отпустил домой два полка Черноморского войска на помощь генерал-майору Власову, а сам стал готовить своих героев к выступлению против горцев. Многие аулы закубанцев, считавшиеся мирными, спешно стали переселяться в горы. Юрий Павлович поднял свой отряд и пустился в погоню, но слишком задержался на переправе и опоздал. Джембулат Айтеков успел увести своих людей в горы, а потом буквально опозорил его войска, но об этом позднее. И всё-таки результатом экспедиции полковника была просьба черкесов принять от них присягу на подданство России.

Юрий Павлович Кацырев убеждал начальство, что черкесы бежали в горы, оставив на равнине неубранные хлеба, спасаясь от наказания за разорение русских селений. Теперь же голод заставил беглецов раскаиваться. Конечно, их можно простить и принять присягу на подданство России, но при условии, что они переселятся на правый берег Кубани и возьмут на себя обязательство защищать себя от набегов грабителей.

Горцы не приняли этих условий.

Кабардинцы тоже заявили о своей готовности покориться русским, но при условии, что они сроют крепости, построенные в 1822 году, отодвинут войска от гор и позволят им вершить суд по шариату. На переговоры с Ермоловым отправился князь Арслан Бесленеев с большой свитой. Главнокомандующий принял только его, не считая «приличным» говорить с другими.

— Господин Бесленеев, виновные должны просить о прощении, а не выдвигать условия, — сказал Ермолов, — они могут надеяться на великодушие русского правительства; вы, конечно, понимаете, что несправедливо предоставлять больше выгод изменникам, нежели тем, кто подчиняется нам беспрекословно.

Бесленеев легко согласился с доводами главнокомандующего:

— Ваше высокопревосходительство, я прежде ни разу не бывал у русских начальников, поэтому не мог судить о вас. Теперь я получил о русских совсем другое понятие и могу возвращаться в Кабарду.

Какое новое понятие о русских получил Арслан-бек Бесленеев, трудно сказать. Возможно, князь искренне хотел примириться с русскими, но современники утверждают, что анапский паша запретил ему идти на уступки. А может, сами горцы не пошли за ним. Поэтому взаимные набеги продолжались и заканчивались обычно не в пользу горцев, хотя и без серьёзных людских потерь с их стороны.