Несколько лет они спали в одной кровати. Это было давно, когда он только что вытащил ее из очумевшей Сибири — несчастную испуганную девочку, родители которой умерли на ее глазах. Она боялась тогда жить, боялась есть, боялась дня и ночи, и особенно ночи, когда кошмары приходили в ее сны. Каждую ночь она выпрыгивала из своей постели, выбегала из своей комнаты и забиралась к нему под одеяло, прижималась к нему дрожащим телом, обнимала и засыпала. Можно ли это было назвать интимными отношениями? Нет. Она была его сестрой — просто сестрой. Порою он пытался прогнать ее обратно в свою постель, пытался убедить ее, что она уже большая, а он — взрослый дяденька и имеет право на личную жизнь. Она соглашалась, кивала, и все равно ночью оказывалась под его одеялом. Иногда какая-нибудь из девушек Салема засиживалась вечером слишком долго и оставалась ночевать у него, занималась с ним любовью и засыпала в его сильных объятиях. А утром Салем все равно просыпался в большой компании — его девушка с одной стороны и Лизка с другой. Он знал, что Лисенок сонно стоит за дверью и ждет, когда он сделает со своей девушкой все, что положено, и заснет, чтобы нырнуть к нему под одеяло. На девушек Салема такая утренняя компания производила большое впечатление. Некоторые из них называли Салема извращенцем и закатывали ему скандалы, но он не обижался на них. Другие, наоборот, приходили в восторг и предлагали заняться любовью втроем — такие получали пинка и вылетали из Салемового дома. Все это закончилось однажды само собой. Когда Лизе стукнуло семнадцать лет, Салема в первый раз послали в командировку. Он страшно переживал за Лизу всю неделю, не находил себе места. Но когда он вернулся домой глубокой ночью, то обнаружил, что Лизка мирно спит в своей постели, обняв огромную розовую подушку, утащенную с кровати Салема. С тех пор Лиза больше ни разу не приходила к нему ночью. Розовая подушка навсегда осталась у нее, а Салем купил себе новую — маленькую и жесткую, как пенопластовый кирпич.

Теперь его Лиза спала с этим странным человеком. Более того — она любила Николая Краева, и Салем в этом не сомневался. Был ли он для нее подходящей парой? Нет, конечно. Но что-то было в этом человеке такое, что заставляло уважать его. Он был не от мира сего, но он стоял выше этой жизни. Может быть, потому и мучался он, не находил себе места, меняя образ жизни, личины, имена и фамилии. У него был особый талант — переделывать этот мир. Но он был идеалистом — и он совершенно не мог представить, как будет выглядеть этот мир после переделки. В любом случае результат не соответствовал тому, чего хотел получить этот человек. И не мог соответствовать — потому что человеческая грязь никуда не девалась, она только преобразовывалась в новые формы.

На улице загрохотали разрывы гранат. Ответный долбящий стук крупнокалиберного пулемета. Гриша, наверное, старается. Молодец мужик! А эти — неужели так ничего и не слышат, сони? Какие сны им сейчас видятся?

Салем нагнулся над Лизой и осторожно поцеловал ее в щеку.

— Лиза…

— Ой, Салем! — Пробуждение — как всегда, быстрое. Сияющие голубые глаза распахиваются чуть ли не со стуком. — Салемчик! — Объятие горячих рук, пахнущих сном. — Ты чего?

— Чего… Не слышишь, что ли? Бой вовсю идет. А вы тут дрыхнете…

Салем укоризненно — качает головой. Лиза, Лиза… Пуля вжикает, оставляя две круглые дыры — в стекле окна и в стене. Голубизна Лизиных глаз темнеет, сон сменяется явью. Николай вскакивает, путаясь в простыне.

— Одевайтесь. Уходим. Нас нашли.

* * *

Под землю спустились уже все. Вовремя. Звуки пальбы стихли, и Салему не нравилась эта тишина. Гриша и Андрюха не замолчали бы просто так. Царствие небесное… Даже похоронить друзей по-человечески нельзя…

— Салем, — тихо сказал Николай, оглядываясь на Лизу. — Кто останется прикрывать?

— Я да Крюгер. Кому еще? Давайте спускайтесь с Лизой. На, возьми пульт. Там заряд заложен — отойдете метров на пятьдесят и взрывайте. Все рассчитано — завалит вход так, что и не догадаешься, что он был когда-то…

— А вы как же?

— Как обычно. Не впервой. Мы парни ушлые. Жили бы где-нибудь в нормальном мире — цены бы нам не было как специалистам по диверсиям.

— Чингис тоже так про себя думал…

— Чингис был молодым глупым салажонком. На свою физическую силу всегда надеялся — из-за этого и пострадал. И воевать ему, как нам когда-то, не пришлось.

— Салем! — Николай снова оглянулся на Лизу. — Уходи! Уходи с Лисенком! Ты спасешь ее. Я не спасу. А ты сможешь! Пожалуйста, сделай это! Она хороший человечек, она должна жить. Пожалуйста!

— А кто с Крюгером останется?

— Я останусь.

— Тебя убьют, — сообщил Салем коротко и определенно. — Убьют очень быстро.

— Нет! — Краев пытался изобразить улыбку, но смотреть со стороны на эту гримасу было просто страшно. — Я живучий, Салем! Я еще выпью с вами чумного пойла.

— Подожди.

Салем поправил на плече ремень гранатомета и пошел к Крюгеру, отстраненно курившему в стороне. Что-то сказал ему на ухо. Крюгер бросил окурок на пол, затоптал его рифленой подошвой черного ботинка. Задумчиво потеребил тонкие щегольские усики. Ухмыльнулся, качнув головой. И махнул рукой.

— Пойдем. — Салем подошел к Лизе и взял ее за руку. — Пойдем, Лисенок:

— Куда?

— Туда. — Салем ткнул пальцем в черный провал подземелья.

— А Николай? — Лиза бросила на Краева отчаянный, тоскливый взгляд.

— Он останется здесь. С Крюгером.

— Но его же убьют!

— Он сам захотел так. И он прав. Так будет лучше.

— Коля! — Лиза вырвалась и бросилась к Краеву. — Почему так? Почему ты не идешь со мной? Ты больше не любишь меня?

— Люблю. — Краев сам еле слышал свои слова. — Люблю тебя. И всегда буду любить. Ты должна жить. Иди.

— Но ты…

— Иди.

— Значит, все?

— Нет, не все. — Краев упрямо покачал головой, чувствуя злость, поднимающуюся в нем. Злость на весь этот мир, забирающий у него то единственное, ради чего стоило жить. — Не все! На, возьми это. — Он полез в бумажник и достал оттуда визитную карточку. — Сохрани это.

— Что это? Здесь все по-немецки!

— Это я. Одно из моих имен. Ты видишь адрес электронной почты? Вот эти буковки?

— Да.

— Ты помнишь свое обещание? Самое последнее обещание?

— Да.

— Если ты выполнишь свое обещание, то отправь мне сообщение. Я знаю, что это трудно для чумников — войти в компьютерную сеть. Почти невозможно. Вас скрывают от всего мира. Но ты сделаешь это. Хорошо?

— Хорошо.

— До свидания. Дай-ка я тебя поцелую, Лисенок. Как следует поцелую…

* * *

— Ну, — сказал Крюгер, — начинается самое интересное. Ты готов, Краев?