Этот разговор миссис Брэдли старательно воскресила в памяти. Один момент был ясен, два других еще требовалось прояснить. Только один из близнецов умел играть в крикет, или во всяком случае только один был наделен способностями к этой игре. Возможно, и плавать умел лишь один из них. Как и испытывать непреодолимое влечение к девушкам.

У нее родилась еще одна мысль, которую беседа с мисс Хиггс также могла бы подтвердить или опровергнуть. Расспрашивать ее следовало тактично, поскольку этот вопрос касался самой мисс Хиггс. Вполне возможно, думала миссис Брэдли, что один из близнецов любил мисс Хиггс, а другой тяготился ее опекой. Развивая эту мысль, миссис Брэдли предположила, что близнеца, которого тянуло к девушкам, вполне могли раздражать заботы женщины средних лет. Отсюда следовало, что мисс Хиггс столкнул в реку в день прибытия миссис Брэдли в Ветвоуд настоящий Дерек и ненастоящий Фрэнсис. С другой стороны, даже Фрэнсис мог совершить такой поступок с перепугу. Этот инцидент, которому полагалось бы пролить свет на ситуацию, окутал ее еще более непроглядным мраком, если только не… И чем дольше она думала о своей новой удивительной гипотезе, тем больше она ей нравилась.

Оставалась еще одна загадка. На этом этапе расследования миссис Брэдли не могла с уверенностью утверждать, менялись ли братья ролями во время крикетного матча против Брука. Казалось более чем вероятным, что Дерек не стал рисковать и не разрешил Фрэнсису изображать его в важном матче, но с другой стороны, плохая погода могла служить объяснением всех промахов и ошибок, которые в случае ясной погоды оказались бы необъяснимыми.

Если бы у Дерека был некий из ряда вон выходящий мотив избавиться от Уитта, он мог бы попросить брата занять его место в команде и (при условии, что Фрэнсису удалось бы отделаться от мисс Хиггс на целый день, не возбуждая ее подозрений) получить идеальное алиби по делу об убийстве капитана команды Брука.

Но со временем получалась какая-то неувязка. Уитта убили, когда никого из близнецов не было на поле. Миссис Брэдли, которая знала о матче со слов Тома Донаха, думалось, что во всем этом деле погода сыграла роль deus ex machina[93]. Подтвердить это предположение пока что было нечем, но ей казалось более чем вероятным, что иннинги Брука закончились слишком быстро. Матч был запланирован на два дня, четверг и субботу, но предательская калитка определила политику Уитта. А политика Уитта заключалась в том, чтобы вывести свою команду из игры как можно скорее, избавив ее от необходимости занимать оборонительные позиции, на которых можно заработать лишь считанные очки. Поставить команду Мида к калитке, пока условия остаются наихудшими, разгромить ее и надеяться, что погода значительно улучшится в субботу, когда придет очередь вторых иннингов его стороны, а команда Мида задержится на поле до конца игры. В силу специфического и неэтичного характера этого состязания, иными словами потому, что ничья была немыслима, Брук мог таким образом рассчитывать на блистательную победу независимо от того, сыграет Мид вторые иннинги или нет.

Очевидно, Фрэнсис, далеко не выдающийся крикетист, все-таки мог в случае необходимости выйти на поле. Но с такой мокрой калиткой, точнее, при том, что все поле вокруг калитки раскисло, ему вряд ли позволили бы взять биту в руки. Выглядело все это очень рискованно, хотя предположение казалось правдоподобным, особенно в условиях неопределенности игры (хотя даже на них можно было рассчитывать до некоторой степени). Безусловно, один из близнецов повел себя очень странно, покинув поле и тем самым лишив самого себя и своего брата алиби, что сыграло на руку следователям.

Но проигрывая ситуацию у себя в голове, миссис Брэдли находила лишь одно объяснение этому самоубийственному и братоубийственному поступку. В противном случае в нем не было никакой логики, он начисто рушил тщательно продуманный и дерзкий план. Именно это полиция никак не могла упустить из виду, каким бы ни было ее мнение о Дереке-Фрэнсисе или Фрэнсисе-Дереке как потенциальном убийце.

Однако когда она поделилась мыслями с Гэвином, вежливый и симпатичный молодой офицер полиции помрачнел и глубокомысленно изрек:

— Мотив. Невооруженным глазом видно, что тут замешан один из юных дьяволят, но пока мы не найдем мотив, к стенке их нам не прижать. Видите ли, кого бы ни шантажировал Уитт, мы не знаем, был ли это кто-то из них.

— Хотите сказать, что вы не считаете их способными на убийство?

— Будь я проклят, если знаю. У меня из головы не идет американское дело Лёба и Леопольда[94]. Наши юные декаденты могут принадлежать к тому же типу. Конечно, поговорить толком мне удалось лишь с тем, кто называет себя Дереком. Второй оказался настолько хитер, что общался со мной при помощи детского лепета или вроде того. Чутье… знаете, как у Дж. А. Фергюсона в «Кэмпбелле Килмора»… призывает меня кольнуть его мечом в зад и посмотреть, не развяжется ли у него язык, но, увы, мне не позволено даже надрать ему уши.

Гэвин только что побеседовал с юношами, а затем явился к миссис Брэдли, чтобы поинтересоваться ее мнением и доложить о собственном.

— Это еще не все, — сказала она. — Я тут подумала: возможно, свидетельство мисс Хиггс нам и не понадобится. Произошло событие, значение которого поначалу ускользнуло от меня.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я говорю об игре или сговоре двух юношей.

— Об убийстве или убийствах?

— Не совсем. Имеется в виду только то, что они менялись местами.

— И что же?

— Когда я привезла Фрэнсиса (я считала, что именно его) к деду, один из близнецов самым драматическим образом упал в обморок. По-настоящему потерял сознание. Я слишком опытный врач, чтобы меня можно было обмануть в таком деле. Поначалу я думала, что этот шок вызван страхом перед дедом, но…

— Хотите сказать, так и было, — подхватил Гэвин, — но не по тем причинам, по которым вы думали?

— Правильно, юноша. Он действительно боялся своего деда, который воскликнул только (признаться, к моему удивлению, так как я слышала от мисс Хиггс, насколько сильна была его неприязнь к ее подопечному): «Так-так-так-так-так!», притом сравнительно дружелюбным тоном.

— Я понимаю, о чем вы. Другими словами — хотя я сам до такого нипочем не додумался бы, — настоящий Дерек снова переоделся Фрэнсисом, и один из близнецов, вероятно, Дерек, считал, что, увидев их вместе, его дед узнает любимого внука.

— Вот именно. А если так, тогда все причины полагать, будто бы настоящий Фрэнсис был глухонемым, самым решительным и наглядным образом опровергнуты.

— Но мне кажется, мы все-таки должны выслушать мнение мисс Хиггс по этому вопросу.

— В таком случае обратиться к ней надо как можно тактичнее.