Никогда я не забуду этого ужаса, никогда не забуду криков Маи и призывов о помощи, как никогда не забуду тех кошмаров, что творили с ней эти твари. Казалось, что эта пытка длилась бесконечно. После того как закончил один, она еще пыталась сопротивляться, царапаться и кусаться, но тогда они просто начали ее избивать. Подонки. Били и насиловали, сменяя один другого по несколько раз, пока она не превратилась в безвольную куклу. Я ненавидел их всех, желая их крови, но больше всего презирал себя.

Мая смотрела на меня стеклянным взглядом и больше не произнесла ни звуки до самого окончания экзекуции. А я не мог даже зажмуриться, снова и снова стараясь как то добраться до них. В определенный момент, им надоел мой шум и они вместе со стулом закинули меня в колодец, в дальнем углу помещения. Там я уже не мог видеть этой леденящей душу сцены, но прекрасно слышал каждый шорох, звук ударяющихся друг о друга тел и гадкий удовлетворенный смех мерзавцев. Меня трясло от шока и потрясения так, что зубы стучали. Казалось, меня наживо распороли, выпотрошили и сняли скальп одновременно. Такой дикой боли я никогда не испытывал. И тогда в голове засела одна простая, но страшная мысль. Лучше бы нас убили. Лучше смерть, чем этот ад.

Когда все затихло, наверное я отрубился, потому что меня разбудил голос над головой. Через решетку колодца, на меня снова смотрел араб.

— Как думаешь, она уже удовлетворила все свои желания или нужно повторить? — спросил так повседневно, будто о погоде разговаривал. А меня от его голоса снова затрясло.

Я посмотрел на него, понимая, что все жизненные силы покинули и пока я абсолютно бессилен.

— Ты уже наказал нас, что ты еще хочешь?

— Не уверен. Мне кажется, вас нужно проучить еще немного.

— Остановись. Лучше убей.

— Пожалуй у меня есть идея по-лучше. Готов выслушать?

— Готов на все, только умоляю не трогайте её больше, — уже не верил, что мои слова хоть что-то изменят.

— Тогда слушай.

Смерть. Я звала её, ждала, жаждала её, молилась о её наступлении. Но она не наступала. Потому что некому услышать мои мольбы и просьбы. Бога нет. Как нет справедливости вселенной. Иначе почему на молитвы не откликнулось мироздание. Неужели я настолько ненавистна этому миру или прогневила его, что оно решило отправить меня в ад на земле. Ведь теперь я знала точно, никакой жизни после смерти нет, как нет Ада или Рая. Ведь все это уже представлено на нашей планете и совершая тот или иной выбор, мы сами прокладываем себе путь к счастью или извечным мучениям.

А счастье? Бывает ли оно? Кажется в прошлой жизни я знала, что это. А теперь, мечтала шагнуть в распахнутые объятия темноты, мечтала прекратить страдания, боль, агонию. Но гостья с косой не спешила меня спасать из цепких когтей мучителей и палачей.

Несколькими часами ранее, я думала, что ничего не может быть больнее, чем увидеть собственными глазами любимого мужчину с другой в самом откровенном проявлении предательства. Настоящая пытка — самолично видеть процесс измены. Утопая в ревности и жалости к себе, я лишь спустя какое-то время подумала о том, что он мог сделать это не по своей инициативе или воле. Неужели я могла забыть насколько Хаммад может быть убедительным в своих просьбах?

Нет, Макс не смог бы взять и так безжалостно всадить мне кинжал в спину. Только не он и не со мной. Но чувства затмевали разум и думать критически, глядя на соитие Жёлтого с другой, пусть и законной женой, не получалось. Мне будто сжали сердце в кулак и сдавливали до тех пор пока оно не начало кровоточить, вздрагивая в предсмертных конвульсиях. Нужно было зажмуриться, не смотреть на отвратительное действие, но я не могла. Как настоящий мазохист я смотрела на экран до тех пор, пока Макс не слез с Маши. Лишь тогда я поняла, что плачу. Ком в горле и тяжесть, обрушившаяся на меня бетонной стеной, не позволяли взять себя в руки и подумать прежде всего о причинах увиденного.

Лишь когда Господин отвернул кресло от экрана и отойдя от первоначального шока, начала размышлять, стараясь отыскать объяснение увиденному. Вот только времени для анализа мне не дали. Тут же запихнули в машину и повезли в неизвестном направлении. А дальше, дальше я попала в настоящий кошмар.

Увидев избитого Макса из головы вмиг выветрилось то жуткое видео, что намертво въелось мне в голову и повисило перед глазами, прокручиваясь вновь и вновь, не давая мне возможности остыть и не думать о случившемся. Ведь даже убедив себя в том, что он сделал это под давлением Хаммада, мозг любезно подсовывал мне воспоминания с проклятым изображением Жёлтого и другой женщины. Но стоило лишь взглянуть на его опухшее с запекшейся кровью на губах и скулах и лиловой кожей лицо, на покрытый огромными ссадинами и синяками торс, как все увиденное ранее потеряло значение.

В первые мгновения я даже не поняла кто это, а когда, спустя несколько секунд пришло осознание, вот тут меня и накрыло с головой. Когда? А самое главное за что с ним это сделали? Мне хотелось оказаться рядом с ним, прижать к груди и осторожно покрывать поцелуями каждый ушиб и ссадину, выпивая боль и облегчая его страдания. Мой бедный, смелый Макс. Защищающий меня, спасающий и страдающий по моей вине. Никогда еще я не была настолько отвратительна сама себе. Но и это длилось не долго.

Когда я поняла суть приказа отданного Хаммадом своим амбалам, меня накрыло ледяной волной ужаса, да такой сильной, что казалось сердце моментально схватится холодом и больше никогда не будет биться. Я смотрела на Макса напрасно ожидая от него помощи. Он должен суметь найти выход из ситуации, ведь всегда находил. Но связанный и избитый, не мог сделать совершенно ничего.

Боже! Не помню, чтобы я когда-либо кричала так сильно. Я не чувствовала тела, стараясь отбиться от насильников. Царапаясь, брыкаясь, визжа, я старалась дать отпор, надеялась на чудо, что это всё лишь окажется тупой шуткой Хаммада, решившего мне так отомстить за предательство. Ведь такое просто не могло быть правдой. Разве можно вот так просто позволить кому-то издеваться над людьми таким зверским образом? Разве одобряет подобное поведение их вера? Разве возможно спокойно жить дальше, совершив настолько чудовищное злодеяние?

Дрожь, крики, срывающие голос и бесконечная боль. Боль в теле, душе и на лице Жёлтого, бессмысленно кричащего и пытающегося освободится из веревок, удерживающих его на металлическом стуле. Столько горя я не видела ни на одном живом лице, столько мучений и отчаяния. Я не верила в происходящее. Душа кровоточила. Словно острым лезвием от неё отрезали снова и снова по небольшому кусочку, спуская кровь. Чувствовала как разрывают меня изнутри физически, как прижимают к холодной поверхности стола чужие потные тела, опаляют смрадным дыханием, лапают. Я не могла вынести происходящего. Это не сравнится ни с одним другим моментом, казавшимся меня настолько отвратительным, что не хотелось жить. Вот и все пережитое несколькими месяцами ранее, теперь выглядело не настолько чудовищно.

Рыдая, крича, умоляя, мечтала чтобы они как можно скорее закончили, а еще лучше убили бы меня в порыве своих ублюдских утех. Я всегда любила жизнь и не собиралась умирать, но тут я не просто этого хотела, но жаждала сдохнуть.