Доклады наблюдателей становились все тревожней:

«Пролетели! Падает справа! Слева! Пикируют два самолета справа! Слева! Сзади падают бомбы…»

При одновременных атаках спасти корабль могли только маневрирование и скорость, тем более что «Бойкий» ничем не мог помочь «Беспощадному», также отбиваясь от противника.

«Беспощадный» непрерывно выписывал восьмерки. Переходил в зигзаги и снова выписывал восьмерки. От близких разрывов столбы воды непрерывно обрушивались на палубу, однако не могли потушить пожаров от разрывов мелких бомб. Осколки постоянно барабанили по надстройкам, пробивая дымовые трубы и сдирая брезентовые навесы там, где они еще сохранились.

Попасть в корму «юнкерсам» не удалось, но от близких разрывов падавших рядом с нею бомб был поврежден корпус в районе 173 шпангоута, на палубе и по бортам образовался гофр. От сотрясения сработал кормовой торпедный аппарат: торпеды с включившимися двигателями ударились в переборку отделения дизель-генераторов, но, к счастью, не взорвались. Через трещины в кормовые помещения начала поступать вода; скорость эсминца, поначалу доведенная до 24 узлов, стала падать. Выполняемые маневры стали менее эффективными.

В конце концов, прорвавшись через заградительный огонь, один из «юнкерсов» метко сбросил две бомбы, пролетев на уровне мачт. Увернуться от них было уже невозможно.

Одна из бомб, пробив палубу полубака около клюза правого борта, вышла через борт и взорвалась в воде. Другая разорвалась в глубине корпуса, в районе мотора носового шпиля.

В результате вся носовая часть корпуса до 35-го шпангоута оказалась фактически оторванной и держалась лишь на искореженных листах обшивки и на килевой коробке.

Сильные повреждения корпуса имелись до уровня 44-го шпангоута.

Взрывной волной бомбы, разорвавшейся на полубаке, сигнальщика Сергеева сбросило с сигнального мостика прямо на командира корабля капитана 3-го ранга Негоду, который на короткое время потерял сознание.

Капитан-лейтенант Кабистов дал кораблю задний ход и кинулся на нос разбираться с объемом повреждений, оставив с потерявшим сознание командиром комиссара корабля Бута и вызвав на мостик помлека[402].

В этот момент Негода пришел в себя и, увидев, что эсминец идет задним ходом, перевел ручки телеграфа на «полный вперед». Обе машины дали по 180 оборотов в минуту. Прежде чем растерявшийся Бут успел что-либо предпринять, эсминец принял в нос столько воды, что дифферент на нос составил 1,5 м. Однако пикировщикам тоже не совсем везло. Добить корабль, как и в случае с «Фрунзе», не хватило бомб, и «юнкерсы» прекратили налет. Всего на «Беспощадный» было сброшено, по подсчетам наблюдателей, 84 бомбы.

Истребители Елохина, как и предыдущая группа прикрытия, опять не сумели ни помешать противнику выполнить боевую задачу, ни сбить хотя бы одну машину.

После ликвидации пожаров осмотр показал, что повреждены почти все помещения, расположенные в носу. Командир «Бойкого» Годлевский запросил семафором, нужна ли помощь.

На что «Беспощадный» ответил: «Благодарю за услугу. Дойду до Одессы своим ходом».

Подкрепив переборки и выполнив неотложные аварийные работы, «Беспощадный» задним ходом действительно сумел потихоньку добраться до Одессы, хотя большинство устройств и механизмов было выведено из строя. Взрывами был поврежден гирокомпас, а магнитный компас сбросило с нактоуза, однако он уцелел. Рулевой Рыков вел корабль по нему, держа котелок компаса в руках.

Канонерская лодка и морские охотники, так нужные в момент высадки десанта, во время огневой поддержки его действий значительной роли не играли. Противник, занятый эсминцами, не обращал на них никакого внимания.

За все время поддержки огнем корабли выпустили по противнику более 3 тыс. снарядов. Во второй половине дня налеты вражеской авиации смогли в значительной степени нейтрализовать огневую поддержку кораблей, но на общее развитие хода десантной операции это влияния оказать уже не могло.

Правда, когда из всех эсминцев в строю остался только «Бойкий», два 100-мм орудия канонерской лодки тоже приобрели определенное значение. Но из выпущенных ею во время поддержки десанта снарядов большинство было все-таки малого калибра.

Трудно сказать, как развивались бы события, если бы в районе высадки оставалась бы бригада крейсеров. Опыт боев показал, что крейсера, идущие в ордере в сопровождении эсминцев без каких-либо потерь могли легко отразить налет девятки «юнкерсов», и с 26 пикировщиками тоже бы справились, но, возможно, противник мог бы стянуть для уничтожения такой заманчивой цели и большее количество авиации.

Истребители 69-го авиаполка действенной помощи кораблям оказать не могли, так как весь состав полка непрерывно занимался штурмовкой плацдарма, а над районом высадки постоянно дежурили всего 2 машины. Правда, и девятки прикрытия не смогли выполнить свою задачу, даже когда противодействовали 12-ти пикировщикам противника — сказалась полная неготовность истребителей к взаимодействию со своими кораблями, защищающимися от противника зенитным огнем.

Оставшийся в одиночестве «Бойкий» переключил на себя корректировщиков «Беспощадного» и вел огонь сразу по нескольким целям: носовыми орудиями по своим, кормовыми — по целям «Беспощадного».

При отражении обоих налетов «Бойкий» израсходовал весь боезапас зенитных орудий и теперь в случае еще одного налета мог отбиваться только пулеметами.

Во второй половине дня 13-я и 15-я пехотные дивизии румын начали отход, стараясь избежать окружения. Боевое соприкосновение с противником стало нарушаться, и количество заявок на поддержку огнем сначала уменьшилось, а ближе к вечеру они совсем перестали поступать.

Не получая больше никаких боевых задач, «Бойкий» продолжал находиться на прежних огневых позициях, на которых корабли уже два раза бомбила вражеская авиация, Не имея при этом уже почти никаких средств к отражению возможного налета, командир эсминца капитан-лейтенант Годлевский отправил в штаб базы радиограмму, в которой просил разрешения идти в Севастополь: «Начальнику штаба базы. Прошу разрешения идти в главную базу. Или дожидаться такой же участи? Командир эсминца „Бойкий“ Годлевский». Последняя строчка радиограммы чуть было не стала для командира эсминца источником больших неприятностей. Как оценил ее сам начальник штаба, телеграмма являлась «звонкой пощечиной» командованию базы. Фактически Годлевского «спасло» то, что он все-таки не адресовал радиограмму подобного содержания командиру базы Кулишову или командующему ООР Жукову.

Начальник штаба базы, капитан 3-го ранга Деревянко, зная, что Годлевский был единственным из командиров эсминцев, сумевшим успешно отразить оба налета вражеской авиации, и понимая, что радиограмму он отправил, два раза за этот день избежав смертельной опасности, не стал давать ей какого-либо хода.