— Этот анекдот я от тебя уже слышала, — сказала она.

— Здесь, конечно, не Лондон, но все-таки.

— Прохвост. Как ты не похож на своего брата. Он любит меня, для тебя же я — всего лишь эпизод, приключение.

— Не только эпизод, Мэриан. Как ты уже сказала, я очень не похож на своего брата, и доказательством служит тот факт, что я рассказал тебе анекдот. Или повторил его. Меня упрекают в неромантичности, но я проявляю к тебе большее уважение тем, что веду себя абсолютно откровенно. Ведь мы с тобой очень схожи.

— Ты так думаешь?

— Да. Будешь ли ты столь же откровенна?

— Не знаю.

— Сегодня утром ты была у меня в кабинете. Мы поболтали немного, потом ты повернулась и пошла.

— Да.

— Но уходить тебе не хотелось.

— Разве?

— Не помнишь?

— Помню только, что ты смотрел на меня. Просто пожирал глазами.

— Мысленно я обнимал тебя на протяжении последних двадцати пяти часов.

— А я тебя, наверно, на протяжении последит девяти часов.

— Что если сейчас зазвонит телефон?

— Я закрою дверь спальни. Мы услышим звонок, но он будет не такой громкий.

— А может, и не услышим, — сказал он.

Они встали одновременно. Он обнял ее и поцеловал в губы.

— Возможно, это из-за мартини, только не понимаю, почему мы стоим одетые. А ты понимаешь?

— Нет, — ответил он.

— Да еще с таким подарком, что ты привез мне из Пенсильвании. Ты негодяй, Джордж Локвуд. Я должна ненавидеть тебя. Да я и вправду ненавижу.

— Так ведь есть за что.

— Так пойдем же взглянем, что ты мне привез.

Они разделись и сели на край кровати. В это время зазвонил телефон.

— Ну вот тебе. Выбрал момент.

— Не обращай внимания.

— Нет, почему же. Я почти о нем забыла, а теперь вот буду делать то, чего он никогда не хочет. Какой прекрасный подарок, Джордж, и все это — мне. А ко дню моего рождения тоже привезешь?

— Или к рождеству. Если оно будет раньше, чем день твоего рождения.

— Ты не спеши, — сказала она. — Он бы сейчас спешил, а ты не спеши. Братья Локвуд. Примите меня в вашу фирму. Молчаливой партнершей. Но я уже не буду больше молчать. Джордж! О, подонок. Ты чудесный подонок!

— Сука!

— Повтори.

— Похотливая сука. Шлюха.

Снова зазвонил телефон, но они уже тихо лежали и слушали. Ее голова покоилась на его плече.

— Чего ему надо? — спросил Джордж.

— А, черт! Я не знаю, чего ему надо, да он и сам не знает.

— Что ты ему сказала?

— Сказала, что хочу побыть сегодня одна.

— Он каждый вечер здесь бывает?

— Почти.

— У него есть ключ?

— Конечно. Иногда он приходит прежде меня. Мы не всегда спим. Порой даже разговариваем мало. Просто ему нравится здесь находиться. Бывают случаи, когда я прихожу, а он уже уходит. Однажды я сказала ему, что он мог бы сойти за деталь обстановки, если б не вел себя так странно.

— Он странный?

— Он странен своей нормальностью — и только. Его, в отличие от других, интересует нормальная любовь. Потому отчасти я и побаиваюсь выходить за него. Но мне нужно богатство, не стану же я всю жизнь работать. Но «ели он узнает, что я встречаюсь с другим мужчиной, то может быть опасен. Ужасно ревнив.

— Ревнив?

— Такие, как он, — да. Он знает, что я любила по-всякому. Сама ему об том сказала, потому что хотела, чтоб он не был так скован. Но оказалось, что не я на него влияю, а он — на меня. И все же я вынуждена искать себе других партнеров. Таких, как ты. Ты был прав. Сегодня утром, когда я стояла у тебя в кабинете, меня тоже охватило желание. Подойди ты тогда ко мне ближе, я бы исполнила любой твой каприз. Прямо там, не сходя с места, даже если бы на нас смотрел кто-нибудь.

— Стало быть, у тебя есть мужчина, похожий на меня?

— Он не похож ни на тебя, ни на Пенроуза. Он актер, живет на углу Тридцать седьмой улицы. Однажды — это было в воскресенье днем — он едва успел отсюда уйти. Они разминулись с Пенроузом на лестнице. Он пробыл у меня всю субботу и часть воскресенья; предполагалось, что Пенроуз придет что-нибудь около четырех часов, а он пришел примерно в два. Вот тут-то я и убедилась, как он ревнив. Счастье, что он не пришел в воскресенье утром. Нас было четверо. «Гирлянда из маргариток». Мы делали все. Весь субботний вечер и все воскресное утро. Примерно один раз в году у меня тут дым коромыслом. Снимаю все запреты. Жаль, что ты не можешь остаться на ночь. Он не перестанет звонить, и если до десяти часов я не подниму трубку, то он явится сюда сам, а это ни к чему хорошему не приведет. Он зол на тебя, но не хочет сказать, за что. Наверно, и ты не скажешь, только я знаю, что у него на тебя зуб. Я приготовлю тебе чего-нибудь на ужин, и потом ты должен будешь уйти. Но ты можешь вернуться. Около полуночи. И заночуешь у меня. Даже если он и появится здесь в десять часов, на ночь все равно не останется. Он жены своей остерегается. Есть у нее какой-то женоподобный парень, который дает ей советы, и Пенроуз не хочет, чтобы они знали про него что-нибудь компрометирующее.

— Я, пожалуй, сейчас пойду, а ты позвонишь мне часов в двенадцать в отель.

— Так будет безопаснее. Трудно даже вообразить себе, что он сделает. А я пока перекушу. Иначе засну и не услышу телефонного звонка. Да, ты ступай, а я позвоню тебе после десяти, как только смогу. Ты остановился, как обычно, в отеле «Карстейрс»?

Когда она надевала халат, движения ее от выпитого мартини были не совсем твердыми. Провожая его, она взяла его руку и приложила к своей груди.

— Возвращайся ко мне с новым подарком. Жаль, что уходишь, но так будет благоразумнее. Ты меня знаешь, я девица благоразумная.

Это было последнее, что она ему сказала. Она поцеловала его и мягко подтолкнула к выходу. Уходя, он слышал, как звякнула у него за спиной дверная цепочка.

Возвратившись в гостиницу «Карстейрс», он принял ванну, надел пижаму и халат и поужинал у себя в номере. Потом прилег на кровать, прямо на покрывало, раскрыл роман «Эроусмит» — того же автора, что написал понравившиеся ему «Главную улицу» и «Бэббита», — и сразу задремал. Проснулся с болью в шее. Часы показывали пять минут двенадцатого. Он встал, умылся. Заказал в номер кофе. Мэриан обещала звонить в полночь. Интересно, был ли у нее Пенроуз и скоро ли она позвонит? Боль в шее прошла, кровь по жилам потекла свободнее. Сон придал ему бодрости. Жажда наслаждения, которое ждало его в квартире Мэриан, уступила место любопытству. Отпивая маленькими глотками кофе и чувствуя, как проходит сонливость, он старался представить себе, какие планы строит Мэриан на остаток ночи. Но он не отдавался этим размышлениям целиком, его занимала и другая мысль: какое положение в его жизни предстоит занять Мэриан? Он добьется ее ухода из конторы и из жизни брата, а потом — он был в этом уверен — уговорит ее стать его, Джорджа, постоянной любовницей. С такой женой, как Джеральдина, без любовницы ему не обойтись, а поскольку взгляды Мэриан на жизнь ему теперь хорошо известны, нетрудно будет прийти с ней к соглашению, основанному на деньгах а взаимной терпимости. Пен допустил ошибку, предъявив Мэриан слишком большие требования, — этого нельзя делать при односторонней любви. А между Мэриан и Джорджем любви вообще нет. Любовь? Интересно, подумал Джордж Локвуд, любил ли он кого-нибудь, кроме Элали Фенстермахер? Какое ужасное имя! А его самого кто-нибудь, кроме нее, любил? «Должно быть, я старею», — пробормотал он. Впрочем, смешно было даже думать так после того, что было, и перед тем, что предстояло ему. Старею, конечно, но еще не состарился. Мужчины Локвуды в этом смысле не стареют. Он вспомнил, что рассказывала ему Агнесса о его отце и о миссис Даунс, навещавшей его. Мужчины, злоупотребляющие алкоголем и не думающие о своем здоровье, скоро слабеют и к пятидесяти годам становятся стариками. Джордж с восхищением подумал о своем отце. «Вот старый шельмец!» Но самым удивительным ему казалось то, что и миссис Даунс не утратила интереса к таким вещам. Да, миссис Даунс была женщина хоть куда.