армии. В марте 1943 г. эта группа была усилена полком истребительной авиации, звеном корректировщиков, еще одним артиллерийским полком, тяжелой батареей с большой дальностью стрельбы, химическим батальоном и аэростатом[708]. Кроме армейской группы для борьбы с артиллерией противника в зоне Шлиссельбургской линии была создана специальная артиллерийская группа дальнобойной артиллерии Краснознаменного Балтийского флота. Она состояла из 2 дивизионов железнодорожной морской артиллерии калибром 130 мм и 1 батареи 180-мм орудий[709]. Налаженное непрерывное наблюдение с наблюдательных пунктов, аэростатов и самолетов разведчиков за вражеской артиллерией позволило более эффективно вести контрбатарейную борьбу[710].

Защита Шлиссельбургской магистрали от воздействия авиации противника была возложена на Ладожский дивизионный район ПВО, из которого было перемещено на участок Шлиссельбург – Поляны значительное количество зенитных средств. В начале апреля 1943 г. на аэродромы Ладожского дивизионного района приземлилась 240-я истребительная авиационная дивизия из резерва ВВС Красной Армии. 14 апреля 1943 г. в Тихвин и Волхов прибыли батареи малокалиберной зенитной артиллерии с Волховского фронта. Специально для защиты Шлиссельбургской железной дороги были созданы кочующие зенитные артиллерийские группы, каждая из которых состояла из двух 37-мм орудий и нескольких пулеметов. Кроме того, для сопровождения поездов в пути были сформированы 27 отдельных зенитных пулеметных взводов. Как правило, каждый эшелон прикрывался одним взводом пулеметов, установленных на двух платформах, одна из которых двигалась впереди, а вторая – в конце состава[711].

Все эти меры не позволили немецкому командованию заблокировать доставку грузов для Ленинграда по Шлиссельбургской железнодорожной магистрали, но все, кто имел какое-либо отношение к ее эксплуатации и защите, связывали свои надежды с новыми успехами воинов Ленинградского и Волховского фронтов, прорвавших в январе 1943 г. блокаду города.

15 апреля 1943 г. командующий войсками Волховского фронта генерал К. А. Мерецков направил Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину доклад, начинавшийся с тезиса, который вряд ли мог вызвать возражения даже у «Верховного»: «Прорыв блокады Ленинграда предоставляет большие возможности для ликвидации северного фланга противника, действующего перед Волховским и Ленинградским фронтами, одновременным ударом на мгинском и лужском направлениях»[712]. Если принять во внимание, что этот доклад был направлен в Ставку ВГК спустя всего две недели после того, как она разрешила прекратить неудачную Мгинско-Синявинскую операцию, можно подумать, что момент для подачи доклада был выбран не самый удачный. Тем более что К. А. Мерецков, как бы забыв об этом «неприятном эпизоде», в своем докладе утверждал: «По поведению противника и боевым действиям в течение всего периода можно установить, что срыв штурма Ленинграда удавался в связи с активными действиями войск Волховского фронта (Тихвин, Малая Вишера, Погостье, Любань, Мга, Синявино), отвлекавшими на себя силы противника, предназначенные для ленинградского направления»[713]. Однако жизненный и военный опыт сорокапятилетнего генерала помогал ему выходить из самых тяжелых ситуаций. В самом деле, еще до начала Великой Отечественной войны он успел побывать военным советником в Испании, командующим войсками Приволжского и Ленинградского военных округов, заместителем наркома обороны, начальником Генерального Штаба РККА. Буквально на второй день войны, 23 июня 1941 г., К. А. Мерецков был арестован, но 6 сентября 1941 г. освобожден и назначен командовать сначала 7-й, а затем 4-й армией. С декабря 1941 г. К. А. Мерецков – командующий войсками Волховского фронта, с которыми он пришел через изнурительные бои и тяжелые потери к январскому триумфу 1943 г. Награжденный за операцию по прорыву блокады Ленинграда орденом Суворова (вместе с И. В. Сталиным и Г. К. Жуковым) генерал армии К. А. Мерецков выступил теперь инициатором подготовки масштабного летнего наступления, в котором главная роль отводилась Волховскому фронту по вполне объективным, на первый взгляд, обстоятельствам. «Учитывая обстановку, создавшуюся перед Волховским фронтом, – говорилось в его докладе, – считаем, что в период летней кампании противник может провести активные операции на Ленинградском направлении, предварительно обеспечив себя активными действиями против войск Волховского фронта…» В связи с этим К. А. Мерецков предлагал «главные усилия войск Волховского фронта, в начале летней кампании, сосредоточить на разгроме мгинско-синявинской группировки противника»[714]. В самом плане этой операции, готовность войск к которой определялась 1 июня 1943 г., предусматривалось и участие войск Ленинградского фронта, правда, на ее втором этапе, когда ударная группа Волховского фронта, прорвав оборону противника и уничтожив его основные узлы обороны, должна была «во взаимодействии с войсками Ленинградского фронта уничтожить мгинско-синявинскую группировку противника с выходом на рубеж р. Мга»[715].

Последний пункт в докладе К. А. Мерецкова, как и полагалось в таких докладах, был самым важным: «В случае Вашего утверждения прошу занарядить Волховскому фронту 1) Танков – 150, из них: Т-34 – 80, KB – 40, Т-70 – 30. 2) Снарядов – по заявке в приложении. 3) Пополнение – 20 000 человек»[716]. Теперь К. А. Мерецкову оставалось ждать ответ из Ставки ВГК.

Своеобразный ответ на доклад командующего войсками Волховского фронта Верховному Главнокомандующему содержался в Директиве Ставки ВГК, подписанной 18 апреля 1943 г. И. В. Сталиным и Г. К. Жуковым. Этой Директивой на Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко вместо Маршала Советского Союза К. Г. Ворошилова была возложена «координация боевых действий Ленинградского и Волховского фронтов и помощь названным фронтам в организации прочной обороны, особенно на участке 2-й ударной армии, охраняющей коридор, и на стыке Ленинградского и Волховского фронтов. Особое внимание обратить на боевую готовность Волховского фронта и его взаимодействие с Ленинградским фронтом»[717]. Как видно из этой Директивы, Ставка ВГК делала акцент на организации прочной обороны, усилении боевой готовности и улучшении взаимодействия Волховского фронта с Ленинградским фронтом.

В самом городе-фронте в эти апрельские дни жизнь шла своим чередом, правда, под аккомпанемент артиллерийских обстрелов. На улицах снова появились длинные очереди, но на этот раз не за продуктами, а за семенами. Ленинградцы спешили запастись семенами свеклы, моркови, репы, турнепса, огурцов, лука, редиса, укропа, петрушки, которые поступали в виде помощи из многих краев и областей[718]. 25 апреля 1943 г. бюро Ленинградского городского комитета партии приняло специальное постановление «О применении методов форсированного размножения картофеля в совхозах, подсобных хозяйствах предприятий и учреждений, на коллективных и индивидуальных огородах трудящихся»[719]. Консультации и помощь в выращивании картофеля методом форсированного размножения возлагались на Всесоюзный институт растениеводства и Ботанический институт АН СССР. На площади в 100 га намечалось высадить 5 млн штук рассады, выращенной из так называемых «картофельных отводков». В постановлении обращалось внимание райкомов партии, исполкомов райсоветов, директоров совхозных трестов и директоров предприятий и учреждений, имеющих подсобные хозяйства, на то, что «методы форсирования размножения картофеля в условиях Ленинграда имеют особо серьезное значение и требуют мобилизации и активного участия в проведении в жизнь этих методов…»[720].

С наступлением весны с неизбежностью встал вопрос об обновлении гардероба ленинградцев. Система распределения продажи одежды и обуви по ордерам на предприятиях и в учреждениях лишь в малой