— Значит, я тебе нравлюсь?

— О, я обожаю тебя, — ответила она так просто, что это прозвучало убедительнее любого признания со вздохами и переживаниями. Сердце Крозетти глухо застучало. — Но что с того? Ты слишком хорош для меня, и это просто нелепо, не говоря уж о моих детях. К чему тебе такая морока? И тогда я сказала себе: ладно, всего одна ночь… не знаю, как сказать… одна ночь молодости, как происходит у нормальных людей нашего возраста. А потом все кончится, как у Золушки, только без хрустальных башмачков и принца. На следующий день мы с Булстроудом обсудили, что делать дальше. Он сказал, что может раздобыть нужное количество денег, и мы встретились со Швановым. Ты когда-нибудь видел Осипа Шванова?

— Нет. Только тех, кто работает на него.

— Ох, он что-то из ряда вон. Лицо такое гладкое, если не считать морщин вокруг глаз. Он напомнил мне Рэя Бриджера.

— Кого?..

— Одного из тех, с кем моя мама встречалась когда-то, но сейчас мне не хочется о нем рассказывать. В любом случае, я сразу поняла, что Шванов — мерзкий тип, но у бедняги Булстроуда и мысли такой не мелькнуло. Конечно, я не стала предупреждать его. Он разливался соловьем, рассказывая Шванову о пьесе Шекспира, о том, что документ Брейсгедла сам по себе стоит от пятидесяти до ста тысяч, но если мы найдем рукопись Шекспира, то даже примерно нельзя сказать, на сколько она потянет. На сотню миллионов? На сто пятьдесят? Дескать, Шванов ничем не рискует — если мы вернемся с пустыми руками, у него остается письмо Брейсгедла, которое можно продать. Шванов дал ему двадцать «кусков» и велел немедленно отправляться в Англию на поиски следов Брейсгедла, этого лорда Д., кто бы он ни был, и самой пьесы. Что профессор и сделал. Я поехала с ним…

— Не попрощавшись. Тебе не кажется, что ты поступила немного невежливо?

— Не было другого выхода. В результате я точно знала, что ты никогда не свяжешься с этим сукиным сыном.

— Ты защищала меня?

— Да. И не думай, что ты не нуждался в защите. Ты не знаешь этого типа.

— Кстати, о Шванове… Как получилось, что британский ученый знаком с бандитом?

— Понятия не имею. Их свел общий друг. Думаю, это связано с деньгами — возможно, Булстроуд разорился, попытался раздобыть денег и вышел на Шванова. Господи, как я устала! На чем я остановилась?

— На том, что ты улетела на самолете, не зная, когда вернешься. И не попрощавшись.

— Правильно. Ну, мы прибыли в Англию, поехали в Оксфорд и остановились у Олли Марча. Булстроуд настоял, чтобы я оставалась с ним — так, дескать, безопаснее, хотя Марч явно не обрадовался. Мне нужно было установить, к какому времени относится рукопись, и никто не должен был знать, что Булстроуд имеет к ней отношение. Когда все подтвердилось, он совсем рехнулся. Мне не дозволялось звонить по телефону, и я еле-еле убедила его, что нужно написать то письмо Сидни, сочинить историю о проданных вклейках и отправить ему чек, чтобы не было лишних неприятностей. Он просто обезумел. Подозревал меня в том, что я работаю на Шванова, рассказываю тому о наших исследованиях и планах.

— Но ты не работала на Шванова.

— Конечно работала. Я и сейчас работаю на него; по крайней мере, так он считает. Еще до отъезда из Нью-Йорка он дал мне номер своего сотового и велел держать его в курсе. Что, по-твоему, я могла ответить подобному человеку? Отказаться?

Она устремила на Крозетти вызывающий взгляд, и у него язык прилип к гортани. Она сорвала с головы полотенце и принялась с такой яростью вытирать волосы, что он вздрогнул. В конце концов он спросил:

— И что Булстроуд сказал, когда ты сообщила ему о шифрованных письмах?

Она снова залилась краской.

— Я не сообщала ему. Это сделал Шванов.

— Но Шванову-то ты сказала.

— Я лишь подтвердила его подозрения, — быстро ответила она. — У него люди повсюду, он и без меня все знал. О тебе, надо полагать, он узнал от Булстроуда и проверил твое окружение. Тебе не приходило в голову, что он мог выяснить о произошедшем в Нью-Йоркской публичной библиотеке? Да он может выяснить, что происходит в ЦРУ, боже ты мой!

— Тогда хватит болтать о том, что ты якобы старалась не впутывать в дело меня.

— Прости. Я трусиха, и он пугает меня. Я не могу ему врать… Когда Булстроуд узнал о шифрованных письмах, он совсем пошел вразнос. Мне приходилось все время успокаивать его. Он понял, что ключ к местонахождению пьесы — в этих письмах, и если Шванов завладеет ими сам, мы ему не понадобимся больше. Я предложила посмотреть, не сохранились ли копии шифрованных писем Брейсгедла в архиве Данбертона.

— Вот почему вы поехали в Дарден-холл.

— Правильно. Но их там не оказалось. Во всяком случае, мы не нашли их. Зато мы нашли «карманную» Библию. Знаешь, что это такое?

— Да, — ответил Крозетти, — маленькая тюдоровская Библия, тысяча пятьсот шестидесятого года издания, девять на семь. Мы считаем, что она лежит в основе шифра Брейсгедла. Но как вы узнали это? У вас же нет шифрованного текста.

— Нет, но мы нашли в библиотеке Данбертона «карманную» Библию с дырочками над некоторыми буквами. Булстроуд решил, что именно эти буквы были ключом и при шифровке использовалась также «решетка». Он чертовски много знал о старинных шифрах.

— И вы украли «решетку» из церкви.

— Ты и это знаешь? Ничего себе!

— Я знаю все. Почему вы просто не украли Библию?

— Булстроуд украл ее. А потом отправил меня за «решеткой». Послушай, к тому времени им настолько завладела паранойя, что он воображал, будто целые стаи ученых занимаются теми же поисками. Он хотел помешать им на случай, если им в руки попал шифрованный текст. Он вбил себе в голову, что ты отдал письма кому-то — хотя бы своей знакомой в библиотеке, — и в результате началась большая охота. Вот почему он вернулся в Нью-Йорк: хотел забрать у тебя бумаги. Ведь «решетка» у него была, и…

— Шванов поймал его и пытал. Зачем?

— Он решил, что Булстроуд надул его. Кто-то (не знаю кто) позвонил Шванову и сообщил, что Булстроуд заключил сделку с другой шайкой гангстеров, охотящейся за рукописью. Шванов просто обезумел.

— Другой шайкой? Ты имеешь в виду нас? Мишкина?

Она задумчиво пожевала нижнюю губу.

— Нет, не думаю, что имелись в виду вы. Кто-то еще, другие гангстеры. Тип по имени Харел, тоже русский. Все они русские евреи, так или иначе связанные между собой, конкуренты или бывшие партнеры. Они, как правило, говорили по-русски, и я не слишком много понимала…

— А что насчет этой Миранды Келлог, о которой Мишкин прожужжал нам все уши?

— Я встречалась с ней только раз, — ответила Кэролайн. — Понятия не имею, кто она на самом деле, может, актриса или модель, которую Шванов нанял, чтобы выманить у Мишкина оригиналы Брейсгедла. Настоящей наследнице они организовали бесплатный отпуск, а она выдала себя за Келлог.