Но водитель принял его слова за проявление слабости и нанес повторный удар. На этот раз Василий не увернулся, а перехватил руку водителя, молниеносно развернулся боком и бросил его через корпус, но руку не отпустил, а заломил за спину, придавив распластавшегося парня ногой.

— Отпусти, — взмолился тот, почувствовав, как заныла вывернутая рука.

К шоферу бывший десантник вражды не питал, поэтому освободил захват и спокойно отошел в сторону.

Тот поднялся и здоровой рукой растирал больное плечо. Пыл его несколько поутих, и ему вовсе не хотелось продолжать борьбу.

— Мы еще встретимся! — метала молнии Татьяна Станиславовна.

— В следующий раз захвати с собой побольше народу, — посоветовал Василий и удалился.

Самойлова Татьяна вернулась в город под утро даже не озлобленной, а до крайней степени взбешенной. Из рук уплывало то, ради чего она потратила столько сил и энергии.

— Это несправедливо, — бушевала она, закрывшись в спальне и раскидывая вещи по комнате, — чтобы все досталось какому-то выскочке! Нет, нет и нет! — голосила она в одиночестве. Однако скандал, дорога и бессонная ночь сказывались, и постепенно она стихла. Долго лежала с открытыми, ничего не видящими глазами, но расчетливый ум продолжал свою подлую деятельность, сон не шел.

«Пока мы не развелись и он не написал на кого-нибудь завещание, у меня есть время, мало, но есть. Я должна во что бы то ни стало устранить его со своего пути. Но чьими руками?» Союзников у Татьяны не было, а на вербовку потерялось бы драгоценное время, которое и так ограничивалось обстоятельствами. И тут она подумала о Колесникове. «Его сыночек тоже за дверь выставил. Должен согласиться, если наобещаю ему с три короба, жаден мужик, клюнет, но одна загвоздка — трусоват. С другой стороны, вариантов для выбора нет. Была не была!» — решилась Самойлова, снимая телефонную трубку.

На другом конце не отвечали, и она уже намеревалась отложить затею, когда раздался сонный голос управляющего.

— Слушаю.

— Нам нужно встретиться, — сказала Татьяна даже не представившись, в чем не было необходимости. Колесников узнал ее сразу.

— Шла бы ты, мразь! — удостоил он ее ответом.

— Да я тебя уволю с работы! — возмутилась Татьяна, у которой и без того нервы были на пределе.

— Кому нужна теперь твоя работа, фирма-то скоро обанкротится. Или надеешься, что внук Ивана Николаевича так же исправно будет поставлять тебе товар из США? — злорадствовал он.

— Ты не понимаешь, — обуздала свои эмоции Самойлова, — у меня для тебя идеальное и выгодное предложение.

— Говори! — потребовал Виктор Тимофеевич.

— Не телефонный разговор, приезжай ко мне.

— И не подумаю.

— Ну, хочешь, я сама приеду к тебе?

— Соскучилась? — вымещал Колесников злобу за то, что она его выгнала.

— Так когда мы встретимся? — сдерживала собеседница желание нагрубить.

— Никогда. Видеть твою противную, толстую рожу не желаю. Если есть что сказать, говори по телефону, — поставил он условие. — И скорее соображай, спать хочу.

— Но как же ты…

— Вот бестолковая, — прервал ее Виктор Тимофеевич и опустил трубку, а линию заполнили гудки.

Татьяна все-таки отправилась на квартиру бывшего любовника и разбудила его.

— Об одном молю, только выслушай, — затараторила она, лишь приоткрылась входная дверь.

— Вот навязалась на мою голову. — И Колесников захлопнул дверь.

От обиды у Татьяны выступили слезы, но она, утираясь рукавом норковой шубы, вновь утопила кнопку звонка. И намеревалась держать ее до тех пор, пока хозяин не впустит в квартиру. Но минуты через две вызов неожиданно прекратился. Как ни старалась Самойлова давить на кнопку — бесполезно.

— Проводок отсоединил в прихожей, идиот, — произнесла она вслух и от бессилия готова была биться головой об стену. Мощная железная дверь не оставляла шансов проникнуть внутрь.

В течение дня Татьяна еще несколько раз звонила Колесникову по телефону, но тот прерывал связь, стоило узнать ее голос. В конце концов он перестал брать трубку, а может быть, и совсем отключил телефон. Все что угодно ожидала она, только не такого упорства.

Она уже подумывала, чтобы самой расправиться с Груздевым, но всякий раз отбрасывала эту мысль: какой резон получать наследство, если ближайшие пятнадцать лет можно провести в местах не столь отдаленных. Но на всякий случай девушка приобрела пистолет Макарова. Она обратилась с необычной просьбой к своему водителю, прилично заплатив за молчание, и тот вывел ее на нужных людей. Приобрести в наше время оружие — не проблема, и вечером она уже гладила рукой по гладкому стволу, осматривая пистолет. В результате длительных умственных размышлений пришла к выводу: раз управляющий не желает слушать ее, то пусть прочитает послание, и написала письмо, подробно изложив свое предложение.

Виктор Тимофеевич посмотрел в глазок и с удовлетворением отметил, что это не Самойлова, а всего-навсего какой-то подросток.

— Тебе чего, парень?

— Письмо просили передать. — И он сунул конверт.

— Кто? — поинтересовался мужчина, приняв послание.

— Полная молодая женщина, — отозвался добровольный почтальон уже на ходу. — Она сказала, что вы поймете, от кого.

Колесников прошел в комнату и бросил конверт на журнальный столик, решив не читать. Но со временем интерес пробуждался, и он все чаще скользил по письму любопытным взглядом.

«Что особенного, если я ознакомлюсь с его содержанием, может, и правда что-то дельное». Он взял конверт, извлек листок, сложенный вчетверо, развернул его и углубился в чтение:

Это несправедливо, что миллионы достались не нам с тобой. Кто, как не мы, заслуживаем счастья? Пойми, выгнала тебя тогда, когда не соображала толком, что делаю. Ты мне дорог, и я люблю тебя. Люблю, люблю, люблю! Если удастся вернуть наследство, то готова выйти за тебя замуж и подписать взаимовыгодный контракт. Я и без богатства всецело принадлежу тебе телом и душой, но мы просто обязаны использовать шанс — это перст судьбы. Я все продумала и подготовила, тебе лишь остается нажать на курок. Скажешь, что он тебе сын? Но какой же сын выставляет отца за дверь? Да по сути ты для него чужой человек, в чем сам недавно убедился. Не станет его — вздохнешь свободней. Клянусь, что не обману и выполню обещание. Навеки твоя. Татьяна.

Виктор Тимофеевич отложил послание в сторону и серьезно задумался. Тут было над чем крепко поломать голову. Отцовских чувств он действительно к Груздеву не испытывал, но риск огромный. Но чем больше размышлял он, тем больше утверждался в мысли, что игра стоит свеч. Ну что ему светит в будущем? Ничего. Он так стремился к этому наследству, что теперь не представлял, сможет ли влачить жалкое и нищенское существование. «Будь, что будет: или грудь в орденах, или пуля в сердце», — твердо решил он. Затем потянулся к телефону и набрал номер Самойловой.