— Немедленно брось оружие, — вернул убийцу к действительности властный голос.

Колесников перевел ствол пистолета в направлении голоса, разумеется, что он узнал своего отца, который занес над ним корягу. Нажать спусковой крючок он не смог.

— Папа, ты? Но как ты здесь оказался?

Тимофей Семенович не ответил, он ударил корягой по вытянутой руке сына, выбив пистолет, отбросил его в сторону и поспешил к Василию, хотя и беглого взгляда было достаточно, чтобы определить, что сердце его не бьется. Пожилой мужчина все же старательно нащупывал на его руке пульс, а убийца следил за ним широко раскрытыми от ужаса глазами.

Никто не обратил внимания, что по дороге медленно движется иномарка.

— Ты убил моего внука! — взял ружье и грозно, во весь рост, поднялся Колесников-старший.

— Папочка, ты не посмеешь… — И это были последние слова в жизни Виктора Тимофеевича. Выстрел из ружья оглушил его, и одновременно с этим он почувствовал, как бесчисленное количество крупных дробинок пронзило тело. Он медленно опустился на колени, но еще дышал и оставался в сознании. Тонкая струйка крови пробила себе дорогу изо рта и стекала по подбородку, капая на ледяную корку.

— Умри, скотина! — Отец перезарядил ружье, приставил стволы ему к виску, и его палец на спусковом крючке побелел. — От тебя одни страдания. — И он выстрелил. Отбросив ружье в сторону и даже не взглянув на безжизненное тело сына, вернулся к внуку, сел прямо на снег, положив его голову на колени, и зарыдал протяжно и громко.

Из леса выскочил заяц, повел носом и, почуяв запах гари, дал стрекача.

Самойлова медленно проехала по дороге, спрятала автомобиль за грузовик и оттуда наблюдала за происходящим. Хотя картина произвела на нее жуткое впечатление, все складывалось в ее пользу, и она поспешила скрыться с опасного места незамеченной.

«Не исключено, что правоохранительные органы, выясняя причины преступления, произведут в квартире Колесникова обыск, — думала она уже о себе. — Надо опередить их и изъять компрометирующие меня бумаги».

Не зря молодая женщина сунула деньги слесарю, еще тогда, когда прорвало батарею на кухне квартиры Колесникова, не исключая, что придется обратиться к нему за помощью. У дежурившего в домоуправлении слесаря она поинтересовалась, где живет Вадик. Тот указал дом, подъезд и этаж. Татьяне повезло, Вадик был дома и узнал ее.

— Опять батарею прорвало? — спросил он с улыбкой.

— Нет, но без тебя мне не обойтись.

— Все, что в моих силах, сделаю, — вспомнил он о чаевых, которые достались ему от Самойловой.

— Дело в том, что мы с Виктором Тимофеевичем отправились на отдых, на турбазу, а сумочку с документами на машину я забыла у него дома. Остановили гаишники, и мне пришлось вернуться, а он остался в машине.

— Я-то тут при чем? — недоумевал слесарь.

— Я так торопилась, что не взяла у Виктора Тимофеевича ключи от его квартиры, и теперь вся надежда на тебя.

— Так это плевое дело, — откликнулся Вадик, принимая протянутые ему деньги, — у меня есть ключи.

— Как здорово, — обрадовалась Самойлова. — Я только возьму сумочку и занесу их обратно.

— Минутку, — парень исчез в квартире, но тут же вернулся. — Можете не возвращать. Виктор Тимофеевич одно время не жил здесь и оставлял ключи, чтобы я присматривал за его квартирой, но теперь необходимость отпала.

— Благодарю, голубчик. — И Татьяна даже чмокнула обескураженного слесаря в щеку. Тот брезгливо вытер щеку тыльной стороной кисти, как только женщина скрылась за лестничным пролетом. Ему нравилась щедрость Самойловой, но ее внешность вызывала брезгливое чувство.

Конверт лежал на том месте, куда его положил Колесников на глазах сообщницы. Он не предполагал фатального для себя исхода, поэтому и не перепрятал. Татьяна сунула свои откровения в карман шубы, бросила ключи на журнальный столик, а входную дверь захлопнула. По лестнице спускалась она с чувством выполненного долга, подлая душа пела от восторга. Теперь она единственная и полноправная наследница. Чтобы не встречаться лишний раз с соседями Виктора Тимофеевича, она пошла под окнами.

Самойлова вдруг услышала хруст над головой и сообразила, что там случилось. Она рванулась было в сторону, но поскользнулась и упала. Огромных размеров сосулька похоронила ее, казалось бы, уже сбывшуюся мечту, раздробив череп.

«Мерседес» подкатил к недавно отстроенному коттеджу. Водитель выскочил из машины и услужливо распахнул заднюю дверцу. Из нее вышла сгорбленная старушка, опираясь на черную трость с позолоченным набалдашником.

Ее встречала на крыльце Наталья Михайловна, а вслед за ней показалась и беременная дочка.

— Как поездка в Бузулук?

— Строительство нового корпуса детского дома завершено, — устало ответила Лариса Михайловна Сметанина, с трудом преодолевая три ступеньки. — Я только перерезала ленточку, а на торжество не осталась.

— Вас уже давно дожидается адвокат, — проговорила Нина.

— Очень хорошо, — улыбнулась старушка. — Пора покончить с формальностями.

Фред Прокейн неторопливо и аккуратно разложил документы на столе.

— Лариса Михайловна, я все подготовил. Вам нужно только поставить несколько подписей, и все состояние перейдет в руки молодого поколения. — И он кивнул в сторону молодой девушки.

Сметанина склонилась над разложенными бумагами и не раздумывая ставила подписи там, где указывал адвокат.

— Вот и все, — отложила она ручку в сторону, — теперь мы с Натальей Михайловной на твоем иждивении, — обратилась она к молодой женщине.

Нина лишь потупила взор.

Лариса Михайловна повернула голову к американцу и спросила:

— Ну а ты как, Фред, не надумал остаться с нами? — повернула голову старушка к американцу.

— Я привык служить русскому хозяину… — И он многозначительно посмотрел на живот Нины.

— Иван Васильевич! — погладила живот Нина и залилась краской.

— А Россия… — продолжил Прокейн, — чем Россия хуже Америки?