– Чтоб тебе пусто было! – вскочил со своего кресла Щербицкий.

– Кому, отец? – не понял Валерий.

– Севидову, а кому же еще?! Это же он надумал заменить двух ведущих игроков на двух молокососов. Им, видите ли, звания мастеров подавай. И как теперь, спрашивается, играть в дополнительное время – без Буряка и Блохина, зато с двумя молокососами?

Тот же самый вопрос спустя пять минут задал Коману и Олег Блохин. Команды шли в раздевалку, чтобы передохнуть перед продолжением игры, и Блохин специально нагнал второго тренера, чтобы задать ему этот вопрос.

– Ладно, ладно, без тебя разберемся, – отмахнулся от игрока Коман и прошествовал в раздевалку.

А на Севидова было больно смотреть – кажется, только теперь он осознал, в какую западню себя загнал. Или позволил загнать. Но обратного хода уже не было.

10 октября 1973 года, среда, Измайлово, ресторан «Лесной»

Когда под сводами ресторана зазвучали первые аккорды знаменитой битловской песни «Об-ла-ди, Об-ла-да», практически все, кто был в зале, вскочили со своих мест и бросились к танцполу, чтобы начать дружно отплясывать под бешеный ритм этого великого шлягера. Причем в исполнении Леонида Бергера эта веселая песенка про семейство Джонсов и их детишек исполнялась в куда более жестком варианте, чем в оригинале, что придавало этой вещице особенный шик – она превращалась в забойный рок-н-ролльный хит, под который хотелось танцевать без остановки. «Об-ла-ди, об-ла-да, жизнь продолжается», – пел Бергер на чистейшем английском, вводя публику в неописуемый восторг.

Кожемякин и Татьяна лихо отплясывали вместе со всеми, вздымая руки вверх и мотая головами из стороны в сторону в такт мелодии. Здесь же поблизости танцевал и Жиган, который по ходу песни все ближе подбирался к своей жертве – Кожемякину. Наконец, где-то к середине композиции он оказался рядом с Татьяной и попытался вклиниться между нею и ее партнером с явным намерением задеть самолюбие последнего. Делал это Жиган специально, чтобы в ходе возникшего конфликта у него появилась возможность сцепиться с футболистом и в пылу этой борьбы воткнуть ему в ногу заточку. Сделать это надо было быстро, пока весь зал был увлечен танцами под веселые ритмы битловского шлягера.

Жиган не ошибся – когда он бесцеремонно оттеснил Кожемякина от Татьяны, футболист схватил его за плечо, пытаясь вытолкать из их круга. Но Жиган перехватил его руку и повернулся к нему лицом. Глядя на футболиста снизу вверх, поскольку Кожемякин был на голову выше Жигана, последний сунул руку в правый карман своего пиджака, где у него лежала заточка. Однако ее там не оказалось.

– Ты чего вылупился? – перекрывая шум песни, закричал в лицо Жигану футболист.

Вместо ответа Жиган сунул руку в другой карман, но и тот оказался пуст. И в это время к ним подошли трое дружинников. Их послал Ребров, который не участвовал в танцах и внимательно следил за действиями Жигана. И когда тот сцепился с Кожемякиным, Ребров тут же указал дружинникам на Гаевского: дескать, вон тот молодой человек явно собирается затеять драку. И когда Жиган, не найдя заточку, решил действовать руками и уже собирался нанести удар футболисту в лицо, чтобы, сбив его на пол, ударить что есть силы по правой ноге, эту руку перехватил один из дружинников. Двое других блюстителей порядка тут же навалились сзади на Жигана и волоком потащили его с танцпола к выходу из ресторана. А посетители продолжали лихо отплясывать под забойную песню, которая к финалу набрала еще большую энергетику и увлекла за собой даже тех из посетителей, кто еще оставался сидеть за своими столиками. Вот и Ребров, проводив взглядом дружинников, уволакивающих Жигана из ресторана, бросился в гущу танцующих и стал прыгать вместе со всеми, празднуя только что успешно проведенную им операцию.

10 октября 1973 года, среда, Москва, Лужники, стадион имени В.И. Ленина, финал Кубка СССР, матч «Арарат» – «Динамо» (Киев), дополнительное время

Матч еще не возобновился, а Моченый вновь почувствовал себя плохо. На этот раз дело было куда более серьезным – у него перед глазами поплыли круги, а сердце заколотилось так сильно, что казалось вот-вот выскочит из груди. И к горлу внезапно подступила тошнота. Понимая, что медлить нельзя, Моченый поднялся со своего места и, прикрывая рот ладонью, стал пробираться к выходу. Выскочив в подтрибунное помещение, он заскочил в ближайший туалет и чуть ли не рухнул лицом в унитаз – рвотные массы горячей волной вырвались из него наружу. Забрызгивая все вокруг, Моченый корчился в конвульсиях и внезапно заметил, что его рвота чуть ли не наполовину состоит из крови. Он смотрел на эти сгустки и никак не мог понять, что с ним происходит. Как вдруг в его памяти возникла его последняя встреча с Зольским. Моченый вспомнил про то, как настойчиво тот предлагал ему выпить коньяк, как сам медлил с его принятием, внимательно наблюдая за тем, как пьет его сосед. И тост Зольского про «дружбу до гробовой доски» тоже вспомнился Моченому в эту минуту и обрел совсем иной смысл, чем тогда, когда он услышал его в салоне автомобиля.

После того, как Моченого вырвало, ему немного полегчало. Но жжение в груди не проходило и сердце колотилось, как сумасшедшее. Вымыв лицо над умывальником, Моченый обтерся носовым платком и вышел из туалетной комнаты. Он хотел досмотреть матч, который сулил немыслимую интригу, и направился к входу на трибуны. Как вдруг навстречу ему вышла женщина, лицо которой ему показалось знакомым. Но где именно он ее видел, Моченый вспомнить не мог. И тут женщина (а это была Нонна) сама напомнила ему об этом.

– Так это вы? – спросила она, глядя удивленными глазами на Моченого.

– О чем вы, барышня? – удивленно вскинул брови тот, кого опознали.

– Это же вы покупали у меня водку в Киеве?

И тут Моченый вспомнил, где видел эту особу – в киевском магазине она продала ему бутылку «Московской», которую он принес затем в квартиру Луцкого.

– Вы видимо, обознались, я никогда не был в Киеве, – ответил Моченый и, развернувшись, направился в обратную сторону.

– Подождите, куда же вы? – бросилась за ним Нонна.

В следующий миг Моченый внезапно остановился и резко развернулся лицом к своей преследовательнице. И та заметила, как в его руке блеснул нож с выкидным лезвием. Еще мгновение – и это лезвие вонзилось в грудь Нонны в районе сердца. Женщина тихо ойкнула и, отпрянув спиной к стене, стала медленно оседать на бетонный пол. И последнее, что она увидела прежде, чем потерять сознание, было то, как к ней бежали муровцы во главе с Игнатовым, а с ними еще несколько милиционеров.

* * *

Когда судья Казаков дал сигнал к возобновлению игры, ереванцы всей командой бросились в атаку. В отличие от киевлян, они получили дополнительный допинг в виде забитого мяча, поэтому были полны решимости склонить чашу весов в этой игре в свою сторону. А вот киевляне явно выглядели обескураженными. Оставшись без единого «чистого» форварда, они могли уповать теперь только на чудо, а именно – на ошибку соперника. Но тот в последние полчаса почти ни разу не ошибся (лишь однажды защитник Коваленко неожиданно срезал мяч в сторону своих ворот) и не собирался это делать и впредь. Более того, они и сами не прочь атаковать, поскольку почувствовали, что две недавние замены у киевлян оказались ошибочными – вышедшие на поле защитники явно не справлялись со своими обязанностями. И на 103-й минуте ереванцы начали очередную атаку на ворота Самохина силами сразу нескольких игроков.