я ему рассказала, но откуда? Неужели уехав из города, он оставил человека, чтобы он следил за мной?

— Если вы ещё хоть раз останетесь наедине, — подходит ко мне он и, сделав пару шагов назад, я тут же чувствую стену за своей спиной, — обоих грохну, — говорит Брайан, подойдя ко мне слишком близко и уперевшись руками о стену позади меня, перекрывает мне все выходы. — Ты поняла? — шипит на меня он, и даже в тусклом свете я вижу не наигранный гнев в его глазах. — Ты меня поняла!? — вдруг орёт Брайан, ударив рукой по стене позади меня, и я непроизвольно вздрагиваю.

— Да, — прерывисто отвечаю я, смотря в сторону.

— Смотри на меня, — сжав мою челюсть, поворачивает мою голову на себя Брайан.

— Я поняла, — выдыхаю я, смотря ему в глаза и чувствуя, как в уголках глаз уже скопились слёзы. Слёзы никчёмности, слёзы слабости и… слёзы беззащитности.

Ещё секунда и Брайан отпускает меня, отходит в сторону, а затем уходит.

Я стою в тихом номере у опрокинутого стола в куче разбитой посуды и разбросанной еды и вина, я скатываюсь вниз по стене и, прикрыв губы ладонью, стараясь сдержать слёзы и успокоиться.

За мной следят… как и в Сиэтле.

Я думала, Брайан ещё не успел всё кардинально продумать и ещё как минимум несколько дней я смогу видеться с Джеком, когда Брайана не будет поблизости, но он… всё продумал. Он уже нанял людей, который будут контролировать практически каждую минуту моей жизни. И всё продолжается… Меняются только места, всё остальное то же самое и ничего уже не изменить…

Брайан так и не возвращается в отель, а ранним утром я ухожу в ателье, чтобы поскорее сбежать из номера и не встретиться с ним.

За мной следят, и я это уже поняла и… привыкла к этому. За мной на постоянной основе следили в Сиэтле, и я даже знала тех людей, я их видела, они не особо-то и скрывались, а сейчас я ничего не знаю. Но какое это вообще имеет значение?

Зачем Брайану следить за мной? Чтобы контролировать меня не только дома, не только тогда, когда я рядом с ним, чтобы контролировать меня всегда, чтобы знать обо мне всё, чтобы остановить меня, если я вдруг что-то задумаю.

При свете дня ателье кажется ещё грязнее, чем тем вечером. Но здесь всё также нечем дышать, толстый слой пыли покрывает каждый сантиметр помещения, каждый рулон ткани, каждую пуговицу и фотографию. Здесь всё также не тронуто и это так странно… так необычно и удивительно, что… здесь всё точно также как и было четыре года назад, всё также как я тогда и оставила в тот последний вечер. Джек лишь перевёз сюда мои вещи, а так… я будто и не уезжала, будто этих четырёх лет вовсе и не было.

Я довольно долго стою посреди главной комнаты в окружении пыльных коробок и оглядываю всё вокруг. Фотографии меня и Розмари, фото с показов, фото с Джессикой и даже с Джеком… столько вещей из прошлого, что кажется, я стою не посреди комнаты, а посреди своих воспоминаний.

Я с трудом принимаюсь за уборку и не потому что не хочу убираться, а потому что мне очень тяжело разбирать свои старые вещи, находить разные предметы из прошлого, которые наполнены своей историей и от всего этого болит сердце. Воспоминания, какими бы они ни были хорошими или же плохими, они всегда наводят тоску, печаль… и грусть.

Я выкидываю почти все свои старые вещи, вытираю пыль насколько это возможно, переношу все коробки в кладовую и визуально ателье становится похоже на ателье, в котором я работала.

Поверить не могу… я столько лет работала здесь! Я начинала здесь, здесь я поняла, чем хочу заниматься и кем хочу быть, здесь я научилась всему, что сейчас умею, здесь я набралась опыта, это место стало точкой моего старта и вот… спустя четыре года я вновь здесь, я, кажется, вновь вернулась к началу.

Самым тяжёлым было прибраться в своём старом кабинете, а точнее самым тяжёлым для меня было снять своё свадебное платье и убрать его в коробку подальше от своих глаз. Это платье — нож в сердце, который мне уже никогда не вытащить.

Но я справляюсь, пересилив себя, я убираю платье, прячу его в кладовой и, вернувшись в кабинет, привожу его в порядок. К вечеру я практически заканчиваю уборку, попутно говоря с Софи по телефону. Она нашла большое помещение для производства моей одежды и уже отобрала заявки о приёме на работу и назначила собеседования. Что бы я без неё делала…

— Привет, — слышу я знакомый женский голос и, вздрогнув от неожиданности, оборачиваюсь на распахнутую дверь своего кабинета, у порога которой стоит Джессика.

Я сижу на полу, потому что разбирала одну из коробок, и я не понимаю, как не услышала, как она зашла.

Джессика с тоской во взгляде оглядывает кабинет, задерживаясь глазами на фотографиях, висящих на стенах, среди которых есть и мы с ней.

— Привет, — едва слышно говорю я, поднимаясь с пола и Джессика, развязывая свой синий шарф и расстегивая пальто, проходит в кабинет и сев на кресло переводит на меня задумчивый взгляд.

— Он всё же вернул его тебе, — говорит она, опуская взгляд на шарф в её руках. — Клэр…

— Джек сказал тебе, да? — перебиваю её я и, скрестив руки на груди, присаживаюсь на стол стоящий напротив девушки.

— Клэр, что происходит? — качает головой Джессика. — Брайан, правда, бьёт тебя и ты… всё это терпишь?

В её взгляде я вижу панику, непонимание, замешательство и страх, а затем мой взгляд падает на её большой круглый живот. Джессике нельзя волноваться, особенно сейчас.

— Что именно Джек сказал тебе?

— Клэр, ответь на вопрос, — не успокаивается она.

— Брайан пару раз ударил меня по щеке и чуть сильнее положенного сжал мои запястья, — усмехаюсь я. — Ничего серьёзного и… это было в порыве гнева и злости, в каком-то смысле я сама нарывалась, но со мной всё в порядке.

Я хотела сказать подруге, что у меня было сотрясение из-за Джека, когда он случайно толкнул меня, но потом я вспоминаю, что она об этом не знает.

Мне самой тошно от своих слов, но Джессика беременна, а за мной следят. Брайан не позволит, чтобы его карьере угрожало хоть что-то, даже слухи.

— Как ты вообще это допустила? Как позволила какому-то мужику ударить тебя? — действительно не понимает она, повышая тон.

Если бы я знала…