– Это потому, что ты все время смотрела на мои ноги, – объяснил я. – Ничего, я тоже на них смотрел.

Она продолжала всматриваться в снимки. А я вдруг вспомнил фотографии, которые снял со стен в комнатах, и взял себе на заметку распечатать одну из этих и вставить в рамку.

Лондон вернула мне телефон.

– Что будем делать завтра?

– Сначала, само собой, поедем в студию рисовать. Потом проведаем бабушку с дедушкой. А чем еще ты хочешь заняться?

– Не знаю.

– Можешь помочь мне почистить хомячью клетку.

– Нет уж, спасибо! Это противно.

Еще бы.

– Давай посмотрим, какое у тебя будет настроение, когда ты проснешься завтра утром, – предложил я, укрывая ее одеялом.

Я поцеловал ее на ночь, спустился вниз и включил телевизор. Но фотографии, сделанные Эмили, манили меня. Я снова вытащил телефон и стал с улыбкой разглядывать снимки, уже в который раз благодаря судьбу за то, что я отец чудесной девочки, запечатленной на них.

Эмили помахала мне, как только я вошел в изостудию вместе с Лондон следующим утром. Лондон бросилась обнимать ее, потом побежала наперегонки с Бодхи.

– Хороший вчера выдался вечер, – сказала Эмили. – По-моему, у нас с тобой здорово получается развлекать детей.

– Верно, – согласился я. – Спасибо за фотографии – я, наверное, вставлю в рамки одну или две из них. Хотя ты и снимала на айфон, сразу видно глаз художника.

– Может быть… или просто я отправила тебе лучшие снимки из целой сотни, – игриво улыбнулась она.

Потом указала большим пальцем в сторону торговых рядов.

– Не хочешь выпить чашку кофе, пока дети заняты?

– Не могу придумать, чего бы мне хотелось больше, – признался я, открывая перед ней дверь. И это была чистая правда.

– Это рак, – уверяла моя мама. – Я точно знаю, что у него рак.

Стоя на кухне, мама изливала свои тревоги – на этот раз особенно настойчиво. Не успели мы приехать к ним, как она отвела меня в сторону и заговорила приглушенным тоном.

– Ему опять было трудно дышать?

– Нет, – ответила она. – Но прошлой ночью я снова видела все тот же сон про больницу. Только без лиловой свиньи. И врач на этот раз была женщина. И она говорила про рак.

– А ты не думала о том, что это просто сон?

– Тебе снятся дважды одни и те же сны?

– Понятия не имею, я вообще сны не запоминаю. Но я не стал бы придавать ему большого значения – если, конечно, ты не заметила у папы никаких ухудшений.

Она уставилась на меня со скорбным выражением на лице.

– Иногда рак развивается бессимптомно. Пока не станет слишком поздно.

– То есть, по-твоему, если он чувствует себя нормально, значит, он болен?

Она скрестила руки на груди.

– Тогда объясни, почему я видела один и тот же сон дважды.

Я вздохнул.

– Хочешь, я снова поговорю с отцом?

– Нет, – отказалась она. – Лучше присмотрись к нему. И если что-нибудь заметишь, уговори его сходить к врачу.

– Я даже не знаю толком, что должен заметить, – возразил я.

– Увидишь – поймешь.

– Мама и тебя озадачила с разговорами про рак? – спросила Мардж, наливая себе стакан холодного чая из кувшина.

Я только что присоединился к ней и Лиз на задней веранде, а Лондон отправил помогать маме на кухне. Отец, как обычно, возился в гараже – наверное, в одиночку разбирал двигатель.

– А как же. – Я поднял свой стакан, чтобы Мардж наполнила и его. – В последний раз эта тема всплывала несколько месяцев назад, так что этого следовало ожидать. – Я потер ладонью щеку. – Надеюсь, я до такого никогда не докачусь.

– До какого «такого»?

– Жить в вечном страхе.

– У мамы есть на то причины, – напомнила Мардж. – Рак выкосил всю ее семью. Неужели ты никогда об этом не задумывался?

– На это у меня не было времени.

– А мне случалось, – сказала Мардж. – Не то чтобы я постоянно беспокоюсь, просто вспоминаю время от времени. Но мне все время кажется, если у отца обнаружится рак, здоровые клетки разозлятся, похлопают больные по плечу, а когда те обернутся, выбьют из них всю дурь. – Солнце заиграло на улыбающемся лице Мардж, подчеркнув заострившиеся скулы.

– Кстати, отлично выглядишь, – отметил я. – Ты похудела.

– Спасибо, что наконец заметил. – Она, довольная, приосанилась. – Вчера ты об этом ни слова не сказал.

– А вот теперь обратил внимание. Сидишь на диете?

– Разумеется. Я же в отпуск еду, а на пляже девушкам полагается выглядеть безупречно. И потом, с тех пор, как ты начал бегать по утрам, ты выглядишь лучше меня – разве я могла стерпеть такое?

Я закатил глаза и повернулся к Лиз.

– А как у тебя дела? Мардж говорила, тебя завалили работой.

– Да, заменяю второго психолога, который в отпуске. И все время мечтаю, как мы наконец уедем в Коста-Рику. Даже опробовала несколько латиноамериканских рецептов, но Мардж отказалась есть мои кулинарные шедевры – там же сплошные углеводы! Сколько ни твержу ей, что в Коста-Рике меньше людей с избыточным весом, чем в США, – все напрасно.

– Просто я себя знаю, – объяснила Мардж. – Хорошо еще, что из-за болезни аппетит у меня почти начисто пропал… Есть тема поинтересней: ты сегодня виделся с прекрасной Эмили в студии?

Я демонстративно отвернулся к Лиз.

– Знаешь, что мне в тебе нравится?

– Что?

– Ты не лезешь в мою личную жизнь при каждом нашем разговоре.

– А ей и незачем лезть, – вмешалась Мардж. – Обычно ты сам выкладываешь все, что думаешь и чувствуешь. Даже расспрашивать не приходится.

Мардж, пожалуй, права, но все-таки… Я вздохнул.

– Я не только виделся с ней сегодня – вчера мы вместе ездили в океанариум. С детьми. Мы друзья, вот и все.

– И ты, конечно, даже не обращаешь внимания на то, какая она симпатичная.

Лиз рассмеялась.

– Как бы там ни было, я рада за тебя, Расс. В последнее время тебе, по-моему, заметно полегчало.

– Да, – к своему удивлению, согласился я. – Так и есть.

Я попросил Вивиан перезвонить мне после разговора с Лондон по видеосвязи, чтобы обсудить предстоящий день рождения нашей дочери. Она перезвонила, но ее тон был заметно холоднее, чем в предыдущие выходные.

– Я уже все организовала, – объявила она. – Взяла в прокате замок-батут, чтобы поставить за домом, договорилась с банкетной службой и заказала торт с Барби. И разослала приглашения по электронной почте.