Некоторые идеологи, вдохновленные Кутбом, пришли к мысли, что джихад – не просто «обязанность» любого благочестивого мусульманина, но и «шестой столп» ислама, наряду с молитвой, паломничеством, милостыней, постом и исповеданием единобожия. Некоторые экстремисты, как Абдулла Аззам, палестинец, воевавший с СССР в Афганистане, шли еще дальше и заявляли, что джихад – единственный способ отличить мусульманина от немусульманина: согласно учению Аззама, кто не готов к вооруженной борьбе, о том как о мусульманине и говорить нечего[98]. Таких беззаветных революционеров, пожалуй, следует именовать уже не просто «исламистами», а «джихадистами». Для подавляющего большинства мусульман их идеология была совершенно неприемлема, в ней даже трудно было узнать ислам: это была щепка исламизма, ответвления политического ислама, который, в свою очередь, является ветвью ислама в целом.

Каковы же были в целом результаты Шестидневной войны? Израиль получил Оккупированные Территории. Они должны были стать для страны буферной зоной на случай следующих атак. Однако на этих территориях израильские власти столкнулись с новой угрозой – постоянно набирающими обороты восстаниями, именуемыми интифадами, и против повстанцев им пришлось принимать всё более и более жесткие меры. Год за годом, десятилетие за десятилетием бесконечная борьба с ними истощала силы нации и разрушала в глазах мирового сообщества веру в ее правоту.

Что касается другой стороны, здесь война радикализировала ООП, придала сил партии Баас и «Братьям-мусульманам», которые принялись вести активную проповедь джихада за пределами Египта. Шли годы, джихадисты становились всё более радикальны и постепенно от классических военных действий, в которых лишь случайно гибнут невинные гражданские – печально, но такое происходит во всех войнах – перешли к совершенно особому виду насилия, называемому в наши дни терроризмом и направленному именно на случайных, ни в чем не повинных людей. Короче говоря, Шестидневная война нанесла сокрушительный удар миру во всем мире, для мусульманских стран стала катастрофой, да и Израилю, в конечном счете, ничего хорошего не принесла.

Такой сюжет разворачивался после Второй мировой войны на Аравийском полуострове. Теперь вернемся немного назад и проследим за другим сюжетом, происходившим в то же время немного восточнее, на берегах Персидского залива. Здесь также произошло важнейшее событие, быть может, по значимости не уступающее Шестидневной войне, ибо оно установило в исламском мире определенный образ США и определенное отношение к ним – как выяснилось далее, ничем не исправимое.

Соединенные Штаты мусульмане начали замечать лишь после Первой мировой войны, и первое их впечатление было очень положительным. Во время Второй мировой войны они восхищались военной мощью американцев, быстротой и эффективностью их действий, щедростью в раздаче гуманитарной помощи, особенно в свете идеалов, провозглашаемых американцами – свободы, справедливости, демократии. Американцы утверждали, что их политическая система способна спасти все народы мира от бедности и угнетения; сам такой посыл был мусульманам понятен и вызывал уважение. Американские идеалисты проповедовали демократию с пламенной ревностью, отчасти напоминающей религиозные движения; благодаря им демократия американского образца превращалась в соперницу иных глобальных идеологий – коммунизма, фашизма… и ислама. Религиозные мусульмане могли отвергать этические притязания американцев, но мусульмане – светские модернисты возлагали на них большие надежды, не видя внутренних противоречий между американскими идеалами и исламом, как они его понимали.

Когда «Четырнадцать пунктов» Вудро Вильсона так и не осуществились, мусульмане винили в этом не США, а европейскую «старую гвардию». В последние дни Второй мировой войны президент США Франклин Делано Рузвельт вернул Америке моральное лидерство, приняв (вместе с Уинстоном Черчиллем) Атлантическую хартию, призывающую к освобождению и демократизации всех стран. Черчилль позднее уверял, что не это имел в виду, но американцы от своей Хартии никогда не отрекались. Более того, сразу после войны Соединенные Штаты добились принятия в ООН Всеобщей декларации прав человека – еще одно доказательство (если требовались новые доказательства), что Америка стоит за политическую свободу и демократию во всем мире.

Для иранцев все это выглядело очень привлекательно. После Второй мировой войны они решили вернуться к проекту, дорогому сердцу местных светских модернистов: заменить династическую деспотию демократией местного образца. Многие годы на пути у этого замысла стоял Реза Пехлеви, но теперь ему пришлось уйти: союзники, благородные союзники сместили его во время войны за заигрывания с нацистами! Иранцы поняли: настало время восстановить конституцию 1906 года, возродить из небытия парламент и провести настоящие выборы. Наконец-то они построят светскую демократию, о которой так долго мечтали!

С такими большими надеждами иранцы отправились голосовать и избрали своим премьер-министром светского модерниста по имени Мохаммед Мосаддык. Тот объявил своей задачей вернуть стране полный контроль над самым драгоценным ресурсом – нефтяными запасами, и, вступив в должность, отозвал договоренности с «Бритиш Петролеум» и объявил, что национализирует всю нефтяную индустрию в стране.

Кончилось это плохо.

ЦРУ США немедленно бросилось наперерез «этому безумцу Мосаддыку» (как назвал его государственный секретарь США Джон Фостер Даллес). В конце августа 1953 года группа военных при усиленной поддержке ЦРУ совершила в Иране кровавый государственный переворот: тысячи трупов лежали на улицах, а сам Мосаддык, самый популярный человек в стране, отправился под домашний арест, из-под которого так и не вышел. Молодой шах, сын Реза-шаха Пехлеви, также носивший имя Реза-шах Пехлеви, подписал договор с Соединенными Штатами, согласно которому все права на «управление» иранскими запасами нефти получал международный нефтяной консорциум.

Трудно переоценить то чувство предательства, которое вызвал этот переворот в самом Иране, и ту дрожь гнева, что поразила при этом весь мусульманский мир. Всего три года спустя вмешательство Эйзенхауэра помогло Египту оставить за собой Суэцкий канал, однако авторитета среди мусульман это американцам не добавило: все лавры достались Насеру. Почему? Слишком серьезен был ущерб от иранского переворота, совершенного по указке ЦРУ. По всему исламскому миру, а может быть, и по всем странам, едва освободившимся от ига колонизации, распространилось убеждение: империалистический проект жив, только возглавляет его теперь не Великобритания, а Соединенные Штаты Америки. С точки зрения исламского мира история, произошедшая в Иране, по-прежнему строилась вокруг борьбы светских и религиозных импульсов. Как лучше всего возродить ислам, как вернуть мусульманам утраченную силу, как сбросить ярмо Запада – вот что обсуждалось, вот какие движущие мотивы стояли за событиями. Но Иран стал теперь частью общемирового сюжета, а этот сюжет строился вокруг соперничества супердержав за власть над планетой. В этой игре основными движущими мотивами игроков были Холодная война и борьба за нефть. То же было верно и для всего Срединного мира: вплоть до конца ХХ века во всех политических событиях Дар-аль-Ислама прослеживались и те, и эти мотивы, сложно переплетенные друг с другом.