У меня такое чувство, будто я оказалась в другой временно́й шкале. Будто эта версия Дон вполне могла бы стать своей в буйной толпе гуляк и тоже пыталась бы вспомнить имена главных героев сериала «Трое – это компания». Я вполне могла бы переехать сюда после аспирантуры и преподавать в Кембридже. За исключением того, что другая я не стала бы сидеть на табурете в пабе, ощущая зияющую пустоту там, где некогда находились нравственные принципы.

– Еще одну, дорогуша? – спрашивает бармен, кивая на мой пустой стакан.

Конечно, я могла бы сидеть здесь всю ночь, оттягивая неизбежное. Но завтра утром у меня обратный рейс до Бостона, где придется научиться быть храброй, чтобы разгребать проблемы, которые я создала собственными руками.

Я иду по берегу Темзы, а затем через чудесный парк, где мимо меня проносятся любители бега трусцой, всецело поглощенные музыкой в наушниках. Остановившись, я глажу собаку в бандане с британским флагом. И вот наконец оказываюсь перед таунхаусом, где живет Тан Бернар.

Дом из красного кирпича, с коваными викторианскими воротами. Вытянув шею, я пытаюсь разглядеть здание до третьего этажа. Дом узкий, комнаты не просторные, а явно тесные. Из окон льется желтый свет, похожий на кошачьи глаза.

– Вин, я делаю это ради тебя, – шепчу я.

Письмо может стать началом всего, успокаиваю я себя. В Египте существует множество оригинальных мифов, и, в частности, согласно мемфисскому, Птах с помощью божественных слов сотворил жизнь, а иероглифы стали Вселенной.

Вытащив из сумки свернутую картину, я открываю ворота и поднимаюсь на низкое крыльцо. Здесь нет почтового ящика, лишь узкая щель в двери. Я собираюсь просунуть холст в щель, но мое внимание привлекает какое-то движение. В широком двойном окне справа от двери я вижу женщину с блюдом жареного цыпленка в руках. Женщина ставит блюдо на обеденный стол.

Это могло бы стать другой временно́й шкалой Вин. Она вполне могла бы оказаться здесь, стряпая обед. Созывая домочадцев к столу. Здоровая. Живая.

Женщина очень красивая. Выше, чем Вин, правда, не такая изящная. У женщины сильные плечи, крутые бедра, приятные округлости. Я вижу, как в комнату вбегает мальчик подросткового возраста, хватает с блюда ножку цыпленка и начинает есть. Женщина отчитывает мальчишку, но тот с беспечной ухмылкой садится за стол. К мальчику присоединяется девочка на несколько лет моложе его. Увлеченно печатая что-то в телефоне, она плюхается на стул.

– Я могу вам чем-то помочь?

Развернувшись, я оказываюсь лицом к лицу с Таном Бернаром. Долговязый и тощий, он затянут в яркий спандекс, как заядлый велосипедист. В одной руке у Тана шлем, второй он вытирает вспотевшую лысину. У него легкий акцент, звук «п» в слове «помочь» взлетает ввысь, точно гелиевый шарик. Мысленно я пытаюсь сделать моментальный снимок, чтобы рассказать Вин, но потом вспоминаю, что, скорее всего, ее уже нет в живых.

Впервые за все это время у меня возникает вопрос: порядочно ли со стороны Вин распространять на других собственную неудовлетворенность, точно инфекционное заболевание? Я всецело сосредоточилась на том, чтобы помочь Вин пройти весь цикл, и мне даже в голову не пришло, что тем самым я могу нарушить спокойное течение чьей-то жизни.

– Кажется… я ошиблась адресом, – лепечу я, протискиваясь мимо мужчины к воротам.

Я иду не оглядываясь, сердце колотится как сумасшедшее.

Пройдя четыре квартала, я замедляю шаг. Сажусь на поребрик и пытаюсь отдышаться. Звезды на небе укоризненно щурятся на меня.

Я не могу этого сделать.

Не могу меньше чем за двадцать четыре часа разрушить сразу две семьи.

Я снова прохожу мимо викторианских ворот, прячась в складках темноты. Тан Бернар и члены его семьи за столом с обглоданным цыпленком и вылизанной тарелкой из-под пюре ведут разговор, который я, естественно, не слышу.

Но в любом случае это не моя история и не мне ее заканчивать.

Я не бронирую номер в отеле, а сажусь на автобус до Хитроу, а там останавливаюсь перед огромными информационными табло зоны отправления международных рейсов «Бритиш эйрвейз», пытаясь понять, где можно зарегистрироваться на рейс до Бостона. С паспортом в руке я медленно продвигаюсь вперед, пока не оказываюсь второй в очереди. Стоящая передо мной женщина одета в элегантный белый костюм – мне всегда хотелось путешествовать именно в таком, а не в футболке и штанах-карго.

– Мадам, куда вы сегодня направляетесь? – с аристократическим британским акцентом спрашивает сотрудница авиакомпании за стойкой регистрации.

– В Каир, – отвечает женщина.

Сотрудница авиакомпании сканирует паспорт пассажирки, вводит данные в компьютер, взвешивает два места багажа и протягивает посадочный талон:

– Посадка начинается через тридцать минут.

Женщина вливается в очередь к рамкам секьюрити.

– Следующий? – вызывает сотрудница; я делаю шаг вперед, протягиваю паспорт, она вводит мою фамилию в компьютер. – Мисс Эдельштейн. Вы направляетесь в Бостон?

Я впиваюсь пальцами в ручку сумки:

– Скажите, а я могу поменять билет?

Моя мать, которая до самой смерти была страшно суеверной, перед дальней дорогой всегда заставляла нас с братом хором говорить: «Мы никуда не едем». Таким образом мама хотела обмануть дьявола. Не стану утверждать, будто верю в подобные вещи, но, так или иначе, перед отъездом я не выполнила ритуала – и вот, глядите, куда это меня завело.

Выйти из здания каирского аэропорта в августе – все равно что ступить на поверхность солнца. Даже глубокой ночью жара, обрушивающаяся на тебя тяжелыми волнами, вонзается в кожу, точно нож. По позвоночнику течет струйка пота; к этому я оказываюсь не готова. Я в толпе снующих туда-сюда людей, среди которых помятая группа ошалевших туристов, подгоняемых к минивэну, и подросток, вытаскивающий из тележки на тротуар обтянутый прозрачной пленкой чемодан, и женщина, которая отчаянно борется с ветром, пытаясь удержать на голове шарф.

Внезапно меня окружает группа мужчин.

– Такси? – рявкают они. – Нужно такси?

Невозможно скрыть тот факт, что я западная женщина: это с первого взгляда видно по моим рыжим волосам, штанам-карго и кроссовкам. Я киваю, ловлю взгляд одного из них: с густыми усами, в полосатой рубашке с длинным рукавом. Остальные таксисты тотчас же отваливают – чайки в поисках другой крошки.

– У вас есть чемодан?

Я качаю головой. Все мое имущество в сумке через плечо.

– Американка? – замечает таксист и, когда я киваю, расплывается в белозубой улыбке. – Добро пожаловать на Аляску!

Самолеты, поезда, такси. Дорога до Среднего Египта занимает несколько часов. Когда таксист поворачивает на юг, возвращая меня в Дейр-эль-Бершу, я снова смотрю в окно и в очередной раз поражаюсь красоте бездонного неба, зияющего над пустыней. Голубое небо расчерчено розовыми и оранжевыми полосами – предвестниками зарождающегося дня. Мне подмигивает припозднившаяся звезда, и ее тотчас же проглатывает восходящее солнце.