Как можно было в этих шикарно одетых мужиках, все как один в дакроновых костюмах, в лаковых туфлях, белоснежных рубашках с кричащими стиляжными галстуками, признать тех кладовщиков, завмагов, товароведов, носящихся на работе в просаленных халатах и фуфайках, в задрипанной, с дырками и стертыми скособоченными каблуками обуви. Адамы, которых они сопровождали, не поддавались вообще с первого взгляда никакому описанию. Прав Юрка, всё кодло торговое собралось, весь одесский бомонд, даже он такого сборища ещё не видел, а ведь крутится вокруг него, старается ничего не пропустить.

Алка замерла с каменным лицом. Удивление и раздражение одновременно читалось на нем, и вдруг тонкая, еле заметная улыбочка оживила его: ну и компания у тебя, Олька. И два слова с ехидством: завидую по полной программе.

Я только закатила глазки к небу. Оттуда, из-за легких облаков, настойчиво накрапывал нудный мелкий дождь, однако толпа у входа в филармонию не расходилась, подъезжала новая публика, старая расступалась, вовлекая ее в свои ряды. Они явно не торопились в зал, хотя второй звонок давно зазывал всех вовнутрь. Переглядывались, жлобствовали: ничего, подождут, без нас не начнут.

– Алка, прошу тебя, не заводись, не надсмехайся над Юрой, – взмолилась я. – Ты сама в «Литературке» читала недавно: «Берегите мужчин». Давай его побережём, он хороший товарищ.

Сестра, казалось, меня не слышала.

– Развернись. Товарищ у тебя есть, теперь советую приобрести ещё собачку. Лучше беленького шпица, чтобы уже полностью соответствовать роли «Дамы с собачкой», лакей у тебя уже есть.

Я ничего не понимала. При чём здесь шпиц, чему соответствовать?

– Может, он всем хорош, твой друг с Хуторской, но наблюдать за ним противно. Смотри, как он подобострастно перед всеми извивается. Такой маленький, с этими блестящими от бриолина волосами. Эти каблучки и платформа, о них вообще молчу. Как в Одессе говорят: «Держите меня в заду, бо я вперед упаду».

– Ну и ехидина ты, сейчас ему деньги за билеты отдам и уйду– у меня даже изменился голос, стал каким-то писклявым.

На Алку угрозы мало подействовали. С каким-то наслаждением она продолжала: если не хватит, добавлю. И щёлкнула замком сумочки.

Как сестрица меня, однако, подначила, с каким тонким намёком поимела. Мне хотелось во что бы то ни стало взять реванш, но я тогда быстро не сообразила как, вертелось в голове что-то, но что конкретно, не могла вытянуть. Сказать, что мне не нравится «ее» Алексей Баталов, которого Алка обожала, уж больно он какой-то правильный… Не тот случай, когда повторенье – мать ученья, это уже проходили. Она мне в ответ нелицеприятное про «моего» Ланового с Павкой Корчагиным. Спорили до хрипоты, иногда даже ужинать вместе не садились. Ленка Довбненко, Алкина подружка, разнимала нас: оба – замечательные актеры. Конечно, замечательные. Великолепные, но никому сдаваться не хотелось.

– Хватит, Олька, идём «подружимся» с Дитой, раз уж пришли.

В зал мы протискивались веселой гурьбой вместе со всей этой компанией мелких лавочников с их разодетыми женами и прочими домочадцами. Почти у самой двери со строгой контролершей, тщательно рассматривавшей каждый квиток, кто-то дернул меня за рукав.

– Лишний билетик никому не нужен? – мне нагло улыбался кладовщик с третьего склада общественного питания.

– Опоздал, у нас есть!

– Кто же так осчастливил нашу Венеру Милосскую? Юрка? Молчу, не буду мешать вашему безоблачному счастью, – он даже присвистнул, наверное, от неожиданности.

Мы в этой толчее не вошли, а, подпираемые сзади, протиснулись боком в просторное фойе. В давке никто даже не взглянул на наши билеты, бедную контролершу пожилую женщину, которая столько все видела и слышала в этом замечательном зале, вообще чуть ли не смели.

Ну и шедевр – здание филармонии! Бывшая одесская биржа, жемчужина архитектуры. Интересно, в какую копейку обошлась вся эта красота купцам и банкирам. Но большую часть публики все это мало волновало. К буфету было не пробиться, как будто народ приехал из голодного края. «Ольга, наши кладовщики первые в очереди, давай попросим их и нам по бокалу шампанского взять», – предложил Юрка. Мы с Алкой отказались. Мужики отлетали от прилавка с полными бутылками и гранёными стаканами. Специально прийти в филармонию, чтобы лакать эту шипучку? А особо прожорливые дамы нервно запихивали в рот пирожные, стряхивая с грудей сахарную пудру.

Глядя на это, Алка мурлыкала: веселится и ликует весь народ, веселится и ликует весь народ.

– По-моему, дорогая сестренка, в своих болоньевых плащах, деревянных бусах и браслетах мы на этом празднике жизни единственные.

А как мы на эти бусы любовались в «Работнице» и в таллинском «Силуэте», как мечтали иметь такие же, они казались нам верхом совершенства. А когда Алка наконец достала бусы чехословацкого производства, были на седьмом небе. Еще бы: самые модные барышни на всём Большом Фонтане. Может, еще кто-то носил такие, но мы не замечали.

Билеты у нас были почти в конце зала, но оттуда хорошо было видно, как публика первых рядов важно и вальяжно рассаживалась по своим местам, продолжая между собой общаться через ряды, стоя демонстрировать свои уши, руки, шеи. От обилия сверкающих гигантских камней на пальцах дам и «котлов» у мужчин с перстнями по всему залу заметались солнечные зайчики, как в цирке, когда под куполом вращается зеркальный шар из кусочков битого зеркала и на арену по стенам цирка сползает снег. Сейчас в филармонии эффект был куда более яркий. Сверкало и благоухало всё. Мы с сестрой забились на свои места и знакомились с программкой, попрятав свои сумки под ноги. Не сговариваясь, не глядя друг на дружку, сняли с шей свои модные деревянные бусы, стянули с рук такие же браслеты.

Краем глаза я всё же выискивала своего кавалера, и когда наконец обнаружила, меня словно током прибило. Я завидела его, протискивающегося по пятому ряду, который уже почти полностью расселся. Юрка как-то чересчур услужливо, как мне казалось, подбрасывая брови вместе с глазками от удовольствия кверху, целовал руки женщинам, что-то лепетал, наверное, расточал комплименты, склонялся над какими-то мужиками, что-то шепча им на ух о, но те быстро отталкивали его от себя. Я чувствовала себя так, как, вероятно, чувствовала и сыграла такую роль Ия Савина в «Даме с собачкой», имея мужа лакея. О, боже, уже не первый раз повторяла я про себя, как хорошо, что Алка, увлеченная чтением программки, этого не видит.

Наконец зал угомонился. Все, что можно, было уже продемонстрировано, только дамы, то одна, то другая, поправляли сзади свои халы, букли, шиньоны и парики ручками, щедро усыпанными колечками. Уже при потушенном свете вернулся наш неотразимый, вероятно, очень довольный произведенным собой впечатлением.

– Столько знакомых, столько знакомых, годами не встречались. Видела?

– Да видела, успокойся, весь твой «парад алле!»

Юрка заткнулся, но всё его тело продолжало ещё поддёргиваться от нахлынувшего счастья неожиданных встреч с нужными людьми, многие, наверное, и не помнят, как его зовут и кто он вообще такой.