Кучеренко. Любовь их, как и всё здесь, странная. Галина в итоге теряет свое привилегированное положение и становится заключенной, Артему продлевается срок, и он погибает от ножа уголовника.

В «Обители» Прилепина можно увидеть не только роман «Вор» молодого писателя Леонида Леонова на полке в келье Мезерницкого, не только услышать реплики о Сереге Есенине из уст поэта Афанасьева, но и почувствовать очевидные переклички с «Мастером и Маргаритой», по крайней мере с его инфернально-авантюрной атмосферой.

«Черт!» – воскликнул, выругавшись, поэт Афанасьев после первой встречи с Эйхманисом. Напомним, во введении так чертыхался, кашляя, прадед автора Захар.

Организатор «сверхважного госэксперимента» на Соловках Федор Эйхманис и есть в некотором роде булгаковский Воланд. Собиратель душ – если идти дальше по генеалогии от «Мастера и Маргариты» к «Мертвым душам» Гоголя. Он – инфернальное существо, полновластный хозяин этих мест. Черт, который выводит наружу человеческие грехи и наказывает за них. Эйхманис с его огромной кипучей энергией – мистагог этого проекта. Князь мира сего. Этот «полубог», по словам Галины, «никого не считает за людей».

Однажды Артем поймал взгляд Эйхманиса, и ему показалось, что в этих глазах «нет ничего человеческого». Василий Петрович предупреждает Артема об Эйхманисе, цитируя евангельские строки, что «не надо бояться тех, кто убивает тело, но душу убить не может, скорее надо бояться тех, кто может и душу и тело погубить в геенне».

Потусторонние черты начальника лагеря проявляются регулярно по ходу повествования. Например, когда разглагольствовал Эйхманис, присутствующий монах «смотрел в окно, будто бы ожидая рассвета – с рассветом, говорят, пропадает любая нечисть».

Как-то подвыпивший Эйхманис и сам говорит о своем «иге»: «о душах ваших думать…» Души человеческие – его объект приложения сил. Жизненное кипение, головокружительный путь деятельного латышского стрелка Прилепин штрихами описывает в финале книги.

В конце первой книги романа после покушения Эйхманис предстает в своем грозном обличье на коне с шашкой, поставив всех от крестьян до осколков знатных фамилий на колени. В этот момент он распространял «вещественный, почти зримый страх». «Рассатанился», – прошептал владычка.

Выстрел в Эйхманиса будто разрубает «Обитель» на две части. После у лагеря уже новый начальник – Ногтев, а Эйхманис, по словам поэта Афанасьева, «занял то место в преисподней, что стынет после Ногтева». Вслед за рассатанившимся Эйхманисом рассатанился и весь лагерь: пошли расстрелы, избиения, ужас Секирки. Будто овеществленный страх, произведенный начлагерем, накрыл всё пространство особым куполом.

В «Обители» есть и Мастер – фартовый заключенный Артем, плывущий по течению, а на самом деле спускающийся вниз по кругам соловецкой воронки. Всегда сам себе на уме. Он будто пишет книгу своей души, идет по тонкой грани – лезвию ножа. В какой-то момент общение с Эйхманисом затягивает Артема, он временно становится его подручным, покоряясь его обаянию. И в этом тоже проявляется что-то бесовское. Осип Троянский, с которым Горяинов делил келью, замечает ему, сетуя, что тот побрился: «Вошел кто-то без волос – как бес, – рук не видно, и – будто свисает мантия. Я думал, что пришли забрать… даже не меня, а душу».

Вскоре и сам Артем оценил эту ситуацию, поиздевался над собой: «Оттого, что Эйхманис тебя на минуту пригрел, и твоя жалкая человеческая душа сама себе вставила кольцо в губу – и бегает за тенью хозяина, который к тому же уехал, оставив тебе в подарок свою бывшую шалаву…» Разница в возрасте у них – пять-семь лет, но Артем «втайне догадывался, что Эйхманис был старше – навсегда». Это как себя сопоставлять с «Цезарем или с Робеспьером», отмечает автор.

Есть в книге и Маргарита – чекистка Галина. Выполняя свою работу, она волей-неволей становится ведьмой, обретает демоническую власть над людьми. В какой-то момент Артем заметил, что у нее «взбесившийся, тонкий, змеиный язык». Для нее важно, как на спектакле в театре, чтобы рядом были и Горяинов, и Эйхманис: обычный человек и полубог. В то же время на Лисьем острове, когда, наблюдая за игрой лисицы и молодого пса, Крапин замечает, что лиса «от природы – убийца. И если что не то – сразу же убьет», Артем вспоминает Галину.

Эйхманис с подручными-чекистами (тот же ротный Кучерава напоминает беса; бесами они воспринимаются, когда насилуют женщин в бане) производит особый эксперимент, лабораторию на Соловках. Именно лаборатория, а не лагерь обустраивается здесь, по мнению начальника. Особый человекобожеский проект, где не действуют законы Советской республики. Государство в государстве. Определенный выверт, где на месте старого монашеского кладбища, которое расчищают заключенные, планируют построить скотный двор.

Артем считает (по крайней мере это он говорит Эйхманису), что в этой «цивилизации» создается новый человек. В этом начальник лагеря перекликается с другим булгаковским героем – фанатом евгеники профессором Преображенским, который также походит на мага и чародея, древнего пророка и даже получает из уст восхищенного Борменталя титул творца. На звание творца нового мира претендует и Эйхманис.

Безгрешных нет – в этом главное отличие обители от библейского ковчега. Здесь на каждом – печать греха. Именно поэтому владычка Иоанн считает, что Соловки – место для раскаяния. Монах, сопровождающий Артема к проститутке, предупреждает, что «за бабу» тридцать суток карцера положено. «И вечно гореть в аду», – говорит сам себе Артем. С этим сообразуется и твердое убеждение героя, что «каждый человек носит на дне своем немного ада». Эта фраза будто перекочевала из предыдущего романа Захара Прилепина «Черная обезьяна».

Человек постоянно совершает выбор: примерить бесовский облик, например, стать конвойным, которых набирали из «безусловной сволочи»; либо приспособиться, потерять себя и раствориться в аду; либо раскаяться. Главное – запечатать этот ад, не дать ему вырваться наружу.

Это вообще традиционная тема для отечественной литературы. К примеру, у Владимира Личутина герой находится в состоянии борьбы с «вечным бессонным медведем» в своей груди: «Наверное, в каждом из нас, как в плотно запертом срубце, сидит медведь и ждет своего часа; но стоит лишь дать слабину, приотпахнуть кованую дверцу, приотпустить цепи, тут и заломает черт лохматый, подомнет под себя божью душу, выпустит дух вон» («Беглец из рая»). Чтобы не заломал он, не расколол, будто через коленку, тебя на части, нужно стеречь его, постоянно памятуя о нем, об опасности, о возможности внутренней смуты. В каждом должен быть в силе этот «сердечный страж», который не даст лохматому воли. Как только страж слабеет, так сразу назревает раскол, смятение.

У Артема внутри – «самостийный зверь», который не дал ему взять Евангелие из рук владычки.

В романе Прилепин показывает, что такие понятия, которые принято воспринимать однозначно: жертва и палач – не неизменны. Жертва при определенных обстоятельствах вполне может стать азартным палачом и наоборот. Иногда даже если поскрести жертву, то