трясло от жара, она куталась в шали и одеяла, стучала зубами… но, тем не менее, рассуждать могла ясно. Южанка Бекка, к счастью, теперь вне подозрения. Будь она заговорщицей, конечно, не стала бы мешать негодяям прикончить Миру. Тем более, не стала бы спасать!

Однако, Адамар… наиграно простодушный, не интересующийся ничем, кроме охоты, так наивно верящий всем байкам о Севере… это он вчера узнал Миру в образе Глории, кто же еще? Бекка невиновна, Итан — мягкосердечный слуга императора, невообразимо, чтобы он оказался заговорщиком. А больше ни с кем Мира не общалась. Стало быть, это Адамар отправил за нею своих псов, не теряя ни дня! Но вопрос в другом: как он узнал о прогулке девушек? Бекка готовила ему сюрприз с медвежьей шкурой, она не стала бы рассказывать. Графиня Сибил также не говорила — с чего вдруг? Вывод прост: Адамар подкупил какого-то слугу в доме графини, и так узнал о приглашении южанки! Значит, сейчас, в это самое время, кто-то из слуг бежит по улицам Фаунтерры, входит в дом императорского кузена, шепчет: «Юной леди сейчас нездоровится, она лежит в своей комнате, на втором этаже, первое окно от левого края…»

Мира заперла ставни, легла в постель. Ее трясло… и не только от холода. Встала вновь, дрожа в ознобе, спустилась по лестнице в оружейную, взяла кинжал, арбалет, несколько болтов. Ванден, который по случаю нес вахту этой ночью, посмотрел на нее с удивлением, но промолчал. У Миры мелькнула мысль, что изо всех домочадцев только Вандену она и может доверять. Есть твердое доказательство его верности: он сопровождал ее в злосчастной прогулке, и она осталась жива! Хотя ему ничего не стоило бы зарезать девушку, будь он слугой Лорда С.

— Сир… — попросила Мира, — вы могли бы посидеть в зале наверху… рядом с моею комнатой? Мне было бы от этого спокойнее.

— Да, миледи.

Ванден выполнил просьбу, однако спокойнее не стало. Мира спрятала под подушку кинжал, скрипя воротком, взвела тяжелый арбалет. Зажгла еще свечей. Один мечник… Утром Адамар послал за нею четверых. Те не справились. В следующем отряде будет шестеро… или десятеро. А у нее — один мечник и один болт в арбалете. Каково это, когда сталь входит в тело? Что чувствуешь, когда тебя режут на куски?..

Она вынула кинжал, прижала кончик к ладони, надавила так, чтобы выступила капля крови. От укола рука вздрогнула. Мира вжалась спиной в подушку. Один крохотный порез… Они придут с мечами по три фута длиной. Клинки пробьют и тело, и постель, выйдут с той стороны, заливая кровью пол…

Желая убедиться, что Ванден не задремал, Мира постучала в стену. Воин пришел на зов, она попросила чаю. Чай принес не Ванден, а горничная, и Мира сжимала под одеялом рукоять ножа, пока женщина приближалась и ставила чашку на столик. Когда горничная вышла, девушка взяла чашку, тепло влилось в ее ладони, стало чуть легче. Но пить она не решалась. Барон Росбет — он умер, хватая ртом воздух, выпучивая глаза, синея, как утопленник. Это лучше, чем получить клинок под ребра? Пожалуй, нет. Уж точно, медленнее.

Когда чай остыл, Мира вылила его под кровать и постучала в стену.

— Добрый сир, — сказала Вандену, когда тот пришел, — прошу вас, нагрейте мне вина. И будьте добры, сделайте это сами, не просите слуг. Они скажут матушке, что я капризничала ночью…

Ванден принес вина. Глаза воина краснели от бессонной ночи.

Мира выпила полный кубок чуть ли не залпом, голова закружилась. Озноб отступил… но вскоре вернулся с новой силой. Что делать завтра? Я не смогу жить вот так, в смертельном страхе, день за днем! Но что делать, где искать защиты? Графиня Сибил… она рассвирепеет и отправит меня на Север, если узнает. Отправиться на Север — наверное, это неплохо. Там будет безопаснее… Будет? Неужели?! Вспомни, что говорила Бекка об одиноких родовитых невестах! Здесь, в столице, за мною охотится один лишь Лорд С. В Стагфорте наберется толпа таких охотников!

Тогда уговорить графиню усилить охрану? Нанять верных людей?.. Тьфу. В самой этой фразе — уже противоречие! Нанять верных людей! Верные рыцари-вассалы Нортвудов остались на Севере… Они приедут по приказу графини, но пройдут недели, месяцы… Да и не только в этом дело. Я обещала не рассказывать леди Сибил о нападении. Давала слово. Как глупо, как неосмотрительно было дать его! Отказаться от слова? Я — девушка, мне простительно нарушить обещание… Да? Уверена? Все так говорят. Все? А что говорил об этом папа? Папа, папенька, боги, как мне не хватает тебя! Ты бы знал, что делать. Ты бы спас меня, защитил!

Нет, тьма сожри, не спас бы. Ты был со мной, когда нас атаковали, и ты погиб, не убив ни одного врага.

Это была столь горькая мысль, что Мира расплакалась. Внезапно страх отступил — горе вновь оказалось сильнее его. Озноб начал утихать.

— Я не нарушу слова, — сказала себе Мира, упиваясь самоубийственной силой этих слов. Я — первородная, я — потомок Янмэй Милосердной. Я лучше умру, чем нарушу слово. Лучше умру… Я одинока, больна, беспомощна и напугана, есть только одно, за что могу любить себя: я не нарушу слово…

Она достигла дна отчаяния, и падение прекратилось. Мира закрыла глаза и неожиданно забылась сном.

* * *

Следующим утром она поняла, что существует способ сдержать слово и при этом остаться в живых. Хотя бы попытаться.

Графиню Сибил всегда сопровождает вооруженная охрана. Если все время держаться к ней поближе, будешь в сравнительной безопасности. Есть также следует только вместе с графиней, одни и те же блюда. Сир Адамар не рискнет отравить правительницу Нортвуда и вызвать огромный скандал лишь для того, чтобы избавиться от девчонки. Ну, скорее всего, не рискнет…

Когда Мира, одуревшая от бессонницы и переживаний, выбралась к столу, леди Сибил успела уже побывать на пробежке и позавтракать. Служанка, знающая вкусы юной леди, сунула в руку Мире чашку кофе, и девушка бездумно хлебнула напитка. Кофе, как выяснилось, не содержал яда.

Леди Сибил задала несколько вопросов о вчерашней прогулке. Мира отделалась общими фразами, но не смогла скрыть своей симпатии к Бекке.

— Она такая… она… — слова «спасла меня от смерти» пришлось задавить в горле, — Бекка — истинно благородная леди!

Графиня хмыкнула.

— Ну, что же… Возможно, я ошибалась в ней, — тон леди Сибил, впрочем, не допускал и намека на