(«Тот, другой», 1911)

В стихотворении «Вечное» (1911) Гумилёв ведет разговор о блужданиях души по земным тропам. А может быть, в этих бесконечных перипетиях земных и душа меняется?

Дорогой странствий души поэт шел всю свою жизнь, он понимал, что, только карабкаясь к вершинам, можно обрести Имя, стать не червем обыденности, но «Пуэтом», как он с трепетом всегда произносил это слово и считал поэтов людьми самой высшей категории на земле.

Неверность жены, возможно, оживила воспоминания Гумилёва о Константинополе. Сама Ахматова признавалась, что Николая Степановича очень мучил вопрос юной ее неверности и то, что она вышла замуж уже женщиной. Именно поэтому к теме женской неверности Гумилёв обращался во многих своих стихотворениях и больших работах — поэмах и драмах. Так, в стихотворении «Константинополь» (1911) он пишет:

Константинополь выступает местом действия, здесь мы узнаем черты характера Горенко и даже детали Киева. Вслед за «Константинополем» поэт неслучайно поставил стихотворение «Современность», которое тоже является автобиографическим:

Эти гимназисты — Гумилёв и Горенко. Такими видел их поэт на протяжении всей жизни.

Необычен по содержанию «Сонет» (Гумилёв использует предание, что одним из его предков по материнской линии был хан Милюк). Возможно, под влиянием пушкинского: «Можно и должно гордиться делами своих предков» — Гумилёв, размышляя о прошлом, пишет:

Поэт заканчивает эти историко-лирические воспоминания трагическим поворотом, напророчившим его судьбу:

(«Сонет», 1912)

«Однажды вечером» (1911) навеяно чтением его любимого поэта Леконта де Лиля. По всей видимости, обращаясь все к той же Анне, Гумилёв пишет:

Так о поэте мог сказать только другой настоящий поэт. К Анне Андреевне обращено и лирическое стихотворение «Она»:

Гумилёв точными штрихами дает портрет Анны Андреевны со всеми ее знаменитыми повадками, ставшими потом притчей во языцех. Но, понимая все, поэт утверждает:

Недолгое счастье поэта! Вершиной поэтического откровения Гумилёва можно считать стихотворение «Из логова змиева»:

Совершенно точно здесь описано чувство Гумилёва после их свадьбы. Это был его крест — Анна — и он его нес, понимая неизбежность своего служения.

Он шел над пропастью. Второй раздел открывается стихотворением, посвященным Сергею Маковскому, «Я верил, я думал…» (1911). Поэт признается, что ощущает себя идущим над бездной… в завтра…

Блок восхищался точностью сравнений поэта, правда, писал, что Гумилёв в этом стихотворении сравнил сердце с китайской куклой, хотя у него было несколько иначе:

Тоской о далекой азиатской стране, о странствующем вольно Синдбаде и отважных моряках пронизано стихотворение «Ослепительное» (1910). Поэт рисует свою тоску скупыми, но верными красками:

Один штрих, точно поданная мысль: «Я тело в кресло уроню», — и настроение схвачено как объективом.

Тема умершей Машеньки Кузьминой-Караваевой появляется в творчестве Гумилёва как антипод образу земной и коварной гимназистки из «логова змиева». Неслучайно именно в раздел, посвященный Ахматовой, Гумилёв поместил посвященное Машеньке стихотворение «Родос» (1912), когда уже книга готовилась к печати. В нем сквозит душевная тоска поэта по чистому, неземному, нереальному, чего нельзя найти в обыденной жизни. Вот на мгновение появился ангел, и поэту кажется, что жизнь осветилась его волшебным светом, но миг… и видение пропало. Остается та, земная, неверная, которая никогда ничьей не была.