— Мне надо с тобой поговорить. Мне не по себе, что ты не знаешь…

— А это не подождет до утра?

— Думаю, нет.

У него был какой-то жалкий голос, совершенно на него не похожий. Пожалуй, именно это и пробудило меня окончательно. Я сдернула с головы мягкие очки и села, подложив под спину подушку.

— Я слушаю.

Он заговорил торопливо, словно боялся захлебнуться рвущимися наружу словами:

— Клянусь Богом, Рита, я не знаю, как это произошло! Наверное, я был в каком-то бреду. Конечно, мы все перепились… это саке такое обманчивое, кажется некрепким.

Мои пальцы вцепились в одеяло. Внезапно мне стало очень холодно.

— Переходи к сути.

Рики как-то сжался, но продолжал юлить.

— Мне так жаль, так жаль, Рита, — ныл он. — Даже не понимаю, как это могло случиться! Но ведь это не так страшно, да? Я же был пьян…

— Переходи к сути, Рик! — Я должна была услышать главное.

Голова моего мужа поникла, как сдувшийся шарик. Он стал таким крохотным, словно ребенок в огромной взрослой пижаме с мишками.

— Я… я переспал с женщиной из Швеции, — прошептал он.

Я пыталась вобрать в себя его слова, но не могла. Видимо, для полного осознания требовалось время.

— Понятно. Из Швеции, значит. Это было в Японии или в Корее?

— В Японии.

Рики бросил на меня вороватый взгляд. Я без труда прочитала его мысли. «Она не взорвалась от бешенства — значит, все не так плохо». Это было написано у него в глазах, на лбу, во всей его чуть приосанившейся позе.

Я не двигалась, только смотрела не отрываясь вперед, в зеркало шкафа. Там отражались мы оба: маленький Рик и я, похожая на заледеневшую медведицу. Супруги в семейной постели. Только ночных колпаков не хватает, вот потеха.

В зеркале я видела, как Рики все чаще коротко поглядывает на меня.

— Наши играли в Корее, но мы были в Японии, смотрели матч в баре. Эта шведка тоже была там. В общем, наши проиграли. — Рики снова глянул на меня, чтобы убедиться в том, что мое лицо не перекосило от гнева и обиды. Разумеется, не перекосило. Я бы не позволила себе подобной роскоши. — Как я и сказал, мы все были пьяны. Не понимаю, как все получилось, — бубнил Рики, — но сама атмосфера была какой-то… накаленной. Все пели в караоке и пили на брудершафт. Мы пели наш гимн, англичане — «Правь, Британия!», японцы тоже что-то распевали. Все обнимались, танцевали… и вот уже эта женщина… прижимается ко мне грудью…

Я хранила ледяное молчание.

— Мне так жаль, Рита. Я прошу прощения… — Рики почти хныкал. — Ты извинишь меня? Ведь это был первый и последний раз. Обещаю, такое никогда больше не повторится. Даже не знаю, что на меня нашло…

— Эту фразу я уже слышала, причем несколько раз. — У меня внутри все стало понемногу отмерзать, и стало больно. Вместо слез и обиды я пришла в бешенство.

Идиотка! Я рассказывала этому ублюдку все, что происходило в семьях моих подруг, на которых мужья вылили по ушату грязи, а он сочувствовал и кивал!

— Убирайся, — сказала я раздельно. — Прочь отсюда, и больше никогда не показывайся поблизости.

Рики выглядел потрясенным. Нет, он был в ужасе. Не знаю, чего он ожидал, но мои слова застали его врасплох.

— Да брось, Рит, — умоляюще прошептал он. — Мне и так тошно. Знаешь, я говорю правду. Это случилось лишь однажды, когда я был сильно пьян! Неужели так трудно меня простить?

Теперь он изображал маленького мальчика, умоляющего маму не ставить его в угол. Мне стало противно.

— Ты что, не слышал моих слов? У тебя вата в ушах? Убирайся. Собирай шмотки и выметайся.

Рики не шелохнулся. Просто смотрел на меня, выпучив глаза, будто чучело, набитое соломой.

Я дала ему хорошего тычка, и он свалился на пол.

— Вон отсюда.

Рики сидел на полу с глупым видом среди разбросанных листов отчета. Я дернула на себя его одеяло, за которое он инстинктивно держался. Заметьте, я не кричала и не устраивала истерики, но это не было сознательным выбором.

Смерив Рики взглядом, я легла, укрылась и замерла на своей половине кровати.

Он поднялся.

— Куда мне идти?

— Обратись в посольство Швеции.

Рики попытался сохранить лицо. Вернее, попробовал иную тактику:

— Черт возьми, это и мой дом тоже.

— Когда кончится бракоразводный процесс, он перестанет быть твоим, — сказала я потолку. — Кстати, тебе самому придется все объяснить девочкам. Я не унижусь пересказывать им эту гадость. Ты смотаешься завтра с двух до четырех. А пока можешь зайти к дочкам и рассказать сногсшибательные новости. И шмотки собери, чтобы не возвращаться.

— Но это нелепо! Я мог вообще ничего тебе не рассказывать.

Впервые я почувствовала, как к бешенству добавилось грустное чувство потери. Рики был прав. Он мог просто не болтать об этом. И я бы ни в чем его не заподозрила, ни на йоту. На мгновение я позволила себе стать слабой и пожалеть, что Рики разбудил меня и разоткровенничался. Но я тотчас же взяла себя в руки и резко села.

— Так какого черта ты открыл рот?

— Меня мучила совесть. Рит, неужели нельзя оставить все это в прошлом? Умоляю, пощади. Я сделаю все, что ты попросишь.

— Ты, наверное, шутишь? — На какой-то миг я едва не купилась. Ведь измена Рики сильно отличалась от интрижки Джерри Бреннана или связи Фергуса Григгза. Единственный неверный шаг, о котором муж сожалел…

Но, взглянув на Рики, такого смешного и жалкого в пижаме с детским набивным рисунком, я тотчас представила его в объятиях шведки. Длинные ноги, обвивающее бедра моего мужа, роскошные груди, тычущиеся ему в лицо, алые губы, тонкая талия… И мой Рики, стонущий, сладострастно содрогающийся, шепчущий: «Еще, еще, еще…» В постели со мной Рики никогда не содрогался сладострастно, не стонал и не шептал «Еще!».

Меня едва не стошнило.

— Проваливай, Рики. Катись к черту!

Я легла и повернулась к нему спиной. Было слышно, что он собирает рассыпавшиеся по полу листы отчета, одевается, открывает и закрывает дверь шкафа…

Я не плакала. Просто не могла. Нет, не так. Я не желала плакать, пока он меня видит.

Два детектива, Ньюджент и Марш, знали свое дело. Для начала они проверили компьютер Джерри (под его пристальным взглядом), перерыли все папки, вдоль и поперек облазили почту, даже запустили какую-то программу, восстанавливающую удаленные файлы.

На Джерри было больно смотреть. У него появилось какое-то затравленное выражение. Он то и дело поглядывал на меня, словно пытаясь угадать, о чем я думаю. Подобное поведение мужа было непривычным. Всегда подтянутый, уверенный в себе и своей правоте, чуть надменный, теперь он превратился в измученного человека, питающего слабую надежду склеить разбитую чашку. Мало было ситуации со Сьюзен, так теперь еще добавились ушлые полицейские, готовые без колебаний сунуть нос в частную жизнь. Джерри опасался, что полиция может заподозрить и его в причастности к столь омерзительному делу, как педерастия.