Где-то кричала женщина. Ближе Кимберли слышал, как очень тихо, словно не хотел быть услышанным, ругался мужчина. Сирены вдали, приближаясь, стали слышны громче, мягче и громче.

— Все кончено.

Звук сирен становился сильнее. Возле Кимберли остановились две санитарные машины. На их крышах вертелись сигнальные маячки.

— Все закончено, — повторил усиленный мегафоном голос. — Все кончено, ребята.

— Свободу сейчас! — прокричал женский голос.

— Свободу здесь! — откликнулся мужчина.

— Свободу! Свободу, свободу повсюду!

В такое время ночи этот район был безлюден. Большая часть Южной улицы находилась в тени Ист-Ривер-Драйв неподалеку от нижней части острова Манхэттен. С выключенными фарами черный «форд» медленно ехал между опорами, поддерживающими путепровод наверху. У поворота машина выехала к реке.

Парень остановил машину. Рокко махнул ему и его дружку. Они выволокли Гарри Клэмена и положили на круглые бревна между двумя железными подпорками. За краем деревянного настила лениво плескалась река.

На всех, кроме Клэмена, все еще были надеты перчатки. Рокко снова сделал жест, и оба парня стали скатывать Клэмена в воду. Его глаза дико блестели. С клейкой лентой на губах, со скрученными проволокой кистями и коленями, он понимал, что пойдет ко дну, словно свинцовая чушка.

Рокко выстрелил каждому пареньку точно в затылок, в то место, где позвоночник соединяется с черепом. Глушитель так славно сработал при первом выстреле, что даже не насторожил второго малого. Когда пуля вонзилась в его мозг, звук был немного громче, но ни один из выстрелов нельзя было услышать даже в ближайшем квартале.

Это был тот, вспомнил Рокко, с очень грязными мыслями.

Рокко столкнул обоих парней в реку. Они упали с легким, никем не услышанным всплеском. Потом Рокко втащил Гарри Клэмена обратно в машину, сдернул с его рта повязку и поехал прочь. Он оставил негативы у друга и теперь жаждал узнать, как они могут их использовать.

— Этот твой приятель-газетчик, кажется, думал, что я имею какое-то отношение к другому приему, — говорил Палмер. Он пил уже вторую рюмку в баре «Аллея Павлинов», выходящем на Лексингтон-авеню, а Вирджиния Клэри все не прикончила виски с содовой. Он совершенно забыл, что уже прошло полчаса с тех пор, как они покинули «Крышу под звездным небом», и что, скорее всего, конгрессмен Кинкейд вне себя. Ни один из них даже не думал об этом.

— Считаешь, он прав? — спросила Джинни.

— Нет. Мы, должно быть, обслуживаем не более трети этих компаний.

— А-а…

Когда она улыбалась, вот как сейчас, с ее лица исчезала слабая тень, выражение вечной меланхолии, которое в самом начале так привлекло Палмера.

— Если ты действуешь так осторожно, — сказала она затем, — то тебе действительно не следует связываться с банком Фискетти. Меня охватывает озноб от одной мысли, что Бен может стать твоим сотрудником.

— Но почему? Разве ЮБТК занимается только высокоморальными операциями?

Она сделала паузу, чтобы обдумать это.

— Ты сам — одинокий пират, я это всегда знала. Я до сих пор не могу прийти в себя от того, как ты осуществлял тот свой переворот полтора года назад.

— Но ты не можешь сказать, что я был его инициатором, — защищался Палмер. — Меня вынудили к этому.

— Подтолкнули или сам упал. Это не имеет значения, важно лишь то, кто поднимается в конце схватки с ковра и кому судья поднимает руку. И ты, дорогой, был единственным победителем.

— Я ненавижу проигрывать. Ты тоже.

— Все ненавидят проигрывать, — поправила она его. — Но кто-то должен проиграть, чтобы кто-то выиграл. Разве это не слишком очевидно?

Он кивнул.

— Ты все еще не объяснила мне, почему тебя так беспокоит приход Бена в ЮБТК с основательной пачкой акций. Он прилежен, аккуратен, хорошо говорит, хорошо образован, блестящ, производит впечатление, умен, умеет добиваться успеха.

— Он обладает всем этим и еще кое-чем.

— Да?

Вирджиния Клэри вздохнула и допила свою рюмку.

— Он сам себе не принадлежит, им владеют с потрохами. Он у них на надежном крючке. У них слишком много его заложников, чтобы он мог порвать с ними. Жена? Четверо детей? Забудь об этом.

— Речь идет об его отце и тесте?

— Тони Фише и Винни Биге.

— Хорошо, это уже ближе к тому, что беспокоит меня.

— Так и будет. Они начнут.

— Но почему? Какая разница между тем, как они ведут бизнес и как это делаем мы? — Палмер жестом показал бармену, чтобы тот повторил заказ. — Когда я спросил об этом одного моего весьма уважаемого партнера, он промямлил что-то неопределенное о старых школьных связях и решил, что сделал внятное заявление. Но никто из них не изложил ничего путного, никто из них не смог сказать мне, в чем именно заключается различие.

Какое-то мгновение она глядела на пустую рюмку.

— Разве это такой уж щекотливый вопрос для таких людей, как ты, чтобы стоило беспокоиться? Предположим, боже упаси, ты получишь правильный ответ!

— Не делай из меня дурака, — вспылил Палмер, — Гарри Элдер утверждает, что у мужчин тоже бывают свои периоды. И оба вы увертываетесь от ответов.

— Это верно.

— Тогда в чем же дело? Чувствуете дурной запах?

— Даже лучшие друзья не хотят ничего говорить тебе? — Она снова улыбнулась ему, но на этот раз выражение меланхолии осталось на ее лице. — А я тебе друг, Вудс?

— Разве нет?

— Почему я должна им быть?

Тут как раз бармен подал заказ и убрал пустые рюмки. Эта заминка дала Палмеру возможность подумать, вернуться к его обычной схеме размышлений, вместо того чтобы выпаливать первое, что приходило в голову, как произошло сегодня вечером.

— Полагаю, ты права, — сказал он в конце концов. — Почему ты должна быть моим другом после всего того, что произошло?

— Не произошло ничего страшного.

— Всего лишь окончательный разрыв между нами.

— Но это вовсе не так ужасно. — Она пригубила рюмку, а затем растерла каплю жидкости на столе, образовавшую кружок на его сияющей поверхности. — Ты в самом деле не хотел меня такой, какой я была, — продолжала она, — к концу я тебя ненавидела и предпринимала ужасные усилия, чтобы скрыть это. Я больше не ненавижу тебя, Я понимаю, что происходило тогда. Это было поклонение герою. А когда я обнаружила, что ты вовсе не рыцарь, каким кажешься, то поняла, что ты предал мою мечту, и возненавидела тебя. Это длилось всего несколько месяцев. Потом у меня возникла другая проблема. Я скучала по тебе. Физически. Эмоционально. Как только можно скучать по мужчине. Но это тоже длилось только несколько месяцев. Это был несчастливый год для меня. Именно так. Каждый раз, когда дома или в офисе звонил телефон, я была уверена, что это ты. Ты. Звонишь. Чтобы сказать: «Давай снова будем вместе». Я хотела этого — чтобы холодно отказать тебе.