Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он представил себе, как металлический человек год за годом сидел в углу, разлучённый со своим столом и своим пером, как его вывозили на сцену, как он слушал всё происходящее вокруг. И внутри своего заводного мира всё время помнил о том, что одинок.
Он вложил отвёртку в шлицы винта и резко повернул влево. Автомат дёрнулся, и Раевский, не ослабляя напора на ручку, довернул.
Внутри головы что-то треснуло, и рука автоматона затряслась мелко-мелко.
На листе появилось «Спасиб…», и пальцы замерли.
Тут хлопнула дверь, и в комнате появился хозяин.
Было видно, что водку он выбирал самую дешёвую, зато много, и по дороге испробовал с кем-то её качество.
Впрочем, на стол, прямо рядом с пальцами мёртвого автомата встала непочатая бутылка.
— Я домой заходил, принёс капустки и рыбку, — сказал неюный техник.
Копчёная рыбка легла на исписанные листы, а в стакан Раевскому сразу упало грамм сто.
— Это очень гуманно, — ответил Раевский. — Это очень к месту, дорогой друг, потому что жизнь наша скорбна… А чем длиннее, тем более скорбна.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
13 июня 2021
Отель «У погибшего мотоциклиста» (2021-06-13)
Я поехал отдыхать, но на всякий случай взял с собой оружие. Как же без оружия? Без него совершенно невозможно, особенно в маленьком отеле в горах.
Только никогда не знаешь, какой брать с собой запасной магазин ― с разрывными пулями или с серебряными.
И точно ― в первый же день за завтраком мне дали холодную овсянку.
― Зато у нас, ― извинялся официант, ― чертовски хороший кофе… и горячий!
Зачем-то он стал мне рассказывать про мотоциклиста разбившегося прямо здесь, под окнами.
Но я был безутешен. Мотоциклист был мёртв, а я жив и раздражён. «Мерзавцы, мерзавцы, мерзавцы», ― именно так ― три раза ― я произнёс это слово в диктофон. Я обращался к своей коллеге, служившей в федеральных органах, хотя мой психиатр считает, что никакой Дианы нет на свете.
Это, конечно, глупости. Как бы она могла служить в федеральных органах, если бы её не было на свете?
Но, как я и предполагал, овсянкой дело не кончилось. Когда я несколько поправил настроение в местном баре (мне второй раз рассказали про этого погибшего мотоциклиста), как туда ввалился альпинист ― маленький, толстый и горбатый. До чего всё-таки зловещая штука этот ледоруб! Толстяк сразу напомнил мне про то, как Сталин убил этого русского… Чёрт, не помню, как его звали… А, вспомнил. Так и чудится, что на следующий год отель станет называться «У погибшего троцкиста». Бармен возьмет вновь прибывшего гостя за руку и скажет, показывая на запертые апартаменты: «Здесь жил тот самый иностранец, когда к нему пришёл странный гость Хосе Себастьян Перейра. И именно в этой комнате, несколькими короткими ударами ледоруба, был изменён весь ход мировой истории…»
«Хорошая вещь ― реклама», ― подумал я, ерзая на неудобном высоком табурете.
Между тем толстяк уселся рядом и заказал литр фирменной настойки на мухоморах, сразу положив на стойку три кроны.
Чтобы завязать разговор, я глубокомысленно произнёс:
― Хорошая погодка сегодня, не правда ли?
― Что вам нужно? ― спросил толстяк, и я отметил, что он перехватил ледоруб второй рукой.
― Так вот, ― сказал я, ― прежде всего, хотелось бы узнать, кто вы такой и как вас зовут.
― Карлсон, ― сказал он быстро.
― Карлсон… А имя?
― Имя? Карлсон.
― Господин Карлсон Карлсон?
Он снова помолчал. Я боролся с неловкостью, какую всегда испытываешь, разговаривая с сильно косоглазыми людьми.
― Приблизительно да, ― сказал он наконец.
― В каком смысле ― приблизительно?
― Карлсон Карлсон.
― Хорошо. Допустим. Кто вы такой?
― Карлсон, ― сказал он. ― Я ― Карлсон.
Он помолчал и добавил:
― Карлсон Карлсон. Карлсон К. Карлсон.
Он выглядел достаточно здоровым и совершенно серьезным, и это удивляло больше всего. Впрочем, я не врач.
― Я хотел узнать, чем вы занимаетесь.
― Я механик, ― сказал он. ― Механик-пилот. Авиатехник. Авиатор. Пилот-авиатор.
― Пилот чего? ― спросил я.
Тут он уставился на меня обоими глазами. Он явно не понимал вопроса.
― Хорошо, оставим это, ― поспешно сказал я. ― Вы иностранец?
― Очень, ― ответил он. ― В большой степени.
― Вероятно, швед?
― Вероятно. В большой степени швед.
Мне это начало надоедать, но тут наконец пришёл бармен с настойкой и между делом сообщил, что на берегу за отелем нашли мёртвую девушку в большом полиэтиленовом пакете.
― Мертвую? ― оживился я.
― Абсолютно, ― ответил бармен, ― и ещё она голая.
При этих словах я не вытерпел и решил посмотреть. Карлсон, впрочем, исчез раньше ― я решил, что он уже пялится на убитую. Но нет, у тела я обнаружил всех постояльцев отеля, кроме Карлсона.
Здесь стояла фрекен Бок, немолодая женщина с поленом, которое она держала на руках, как ребёнка; однорукий коммивояжёр-дальнобойщик Юлиус, владелица местной лесопилки мадам Фрида, сумасшедший отставной полковник ВВС Боссе и шериф Рулле.
― Её звали Гунилла, ― мрачно сказал шериф. ― Давно её знал, красивая девочка. Правда, нестрогих правил.
Я тупо посмотрел на розовую пятку, торчащую из-под снега. Отпуск рушился к чертям, но делать было нечего. Пришлось включаться в расследование.
К обеду я познакомился со всеми постояльцами, а после ужина уже оказался в постели Фриды. Выбор оказался невелик: шериф был грубоват, у полковника обнаружился нервный тик, фрекен Бок не расставалась с поленом, и неизвестно было, как дело пойдёт втроём. К тому же Фрида оказалась любительницей наручников, а я всегда беру парочку с собой ― даже в отпуск.
По словам Фриды, под внешним покровом спокойствия и безмятежности в посёлке, что раскинулся неподалёку, процветали преступность, супружеские измены, наркомания, проституция и нарушение авторских прав природы.
Да и приезжие были людьми сомнительными: коммивояжёр-дальнобойщик Юлиус появлялся на публике то без одной руки, то без другой, меняя их, как сорочки. Фрекен Бок была сумасшедшей. Полковник раньше служил на секретной базе в Неваде, охранял пленных инопланетян, и с тех пор ему везде чудились летающие тарелки. По ночам он то и дело выбегал из отеля и палил в Луну, как в