Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, ты прав.
— Не грусти. Он скоро приедет.
Они больше не могли быть там, где «объятье невозможно». Они больше не могли жить в разлуке. С Томасом Хартли. Поэтому настало время, когда герои романа должны были начать новую жизнь. На сей раз именно в таких образах, какими их задумал автор.
Из интервью Джеймса и Виолы Эджерли
Джим: Идея фильма перестала для нас быть иллюзией на пути в Бристоль, когда мы готовили фестиваль и, как обычно, ехали на просмотр в театр, приславший заявку на участие. В дороге мы рано или поздно всегда возвращались к любимой теме.
Виола: Мы говорили о том, что экранизаций о жизни Шекспира, как ни странно, не так много. Я предположила, что если кто-то возьмется за экранизацию истории, придуманной Джимом, для нас это будет огромной творческой потерей. Так, по дороге в Бристоль, почти в духе гастролей самого Шекспира родилась идея фильма. Настал момент, когда стало понятно, что мы должны снять его сами.
Джим: Работа над сценарием и формирование команды шли параллельно. Я не раз говорил о впечатлении, которое оставило в отрочестве эссе Вирджинии Вулф «Своя комната». А в зрелом возрасте целая цепь открытий, прозрений, событий моей собственной жизни, порой просто мистических, вовлекла меня в эту эпоху. Я писал свою книгу, вчитываясь в тексты Шекспира, опираясь исключительно на них. Меня интересовало, почему его так волновали истории женщин, переодевшихся в мужское платье, тема близнецов, любовь и привязанность брата к сестре, а еще его реальные современники и друзья, каким был, например, Ричард Филд.
Виола: Поразительно, как похожа по темпу, манере общения, поведению, восприятию на нашу жизнь их динамичная живая эпоха. Ответы на многие вопросы при внимательном заинтересованном прочтении лежат на поверхности.
Джим: Подумайте, какие были люди — жадные до событий, новых знаний и технических достижений, открыватели и завоеватели. В том числе и женщины. Одаренные, талантливые, у которых, как говорила Вирджиния Вулф, не было шанса проявить свою индивидуальность. Уникальное, современное, актуальное — эти понятия в их соответствующих эпохе синонимах были для шекспировского времени такими же волнующими, как для нас. А, возможно, даже более востребованными, чем сегодня.
Виола: Можно много говорить о проблемах — это бесконечная тема. Чего только стоит внешний облик наших персонажей. Колоссальная галерея портретов известных и неизвестных людей позволяет, если стоит такая задача, добиться большого сходства с оригиналом. Шекспир — особый случай. Снова загадка. Нет ни одного портрета, дающего утвердительный ответ: «Это он».
Джим: Нам нужны были два актера, похожих друг на друга лицом и фигурой, для этой, завязанной на зеркальном сходстве и вообще волшебстве человеческой внешности и ее метаморфоз, истории. Задача поначалу казалась почти невыполнимой. Слишком много условий. Отбор обещал быть длительным, утомительным и жестким. На самом деле все вышло иначе.
Виола: Джим вспомнил, что несколько лет назад видел студенческий спектакль, сыгранный дуэтом сестры и брата. Это были Флора и Джеральд Оломоуц в спектакле «Отражения». Мы начали поиск. Оказалось, что оба работали в Вест-Энде, но не часто были заняты в ролях первого плана. Флора и Джерри стали для нас колоссальной находкой. Просматривая их спектакль в записи, мы потеряли дар речи — близнецы брат и сестра играют двойников. Мы передали им сценарий, на прослушивании стало ясно — они родились, чтобы сыграть Уильяма и Виолу.
Джеральд Оломоуц («Уильям»): Такая роль — это честь, испытание, проверка, подарок — все вместе. Хочется соответствовать содержанию. А если содержание — Шекспир? Пришлось «вытаскивать изнутри» все, чему тебя учили, и делать все, что ты умеешь. И не умеешь тоже.
Виола: С капитаном Томасом Хартли встреча состоялась не так быстро. Потребовалось время и терпение. Как и в романе.
Джим: Наше взаимопонимание с Джонатаном Стэнли возникло моментально. С его появлением и дуэт Оломоуц преобразился, особенно это касается Флоры.
Джонатан Стэнли («Капитан Томас Хартли»): В работе над историей таких тонких и сложных отношений, какие возникают между Томом и Виолой, важна малейшая эмоциональная деталь и каждое звено, которое может соединить их, готовы они к этому, как в случае Тома, или еще нет, как было с Виолой, хотя она подошла к грани, за которой человек решается избавиться от одиночества. Надо сказать, я видел некоторые работы Флоры в театре. Они мне понравились. Но я никогда не думал, что окажусь с ней на одной площадке, тем более в такой истории. Не было гарантии, что между нами вспыхнет искра, которая так важна в работе. Но, к счастью, у нас получилось.
Виола: Подтверждаю, что они прониклись большой симпатией друг к Другу мгновенно. Это помогло им выстроить и убедительно прожить сложные отношения на экране. В их истории один любит, а другой позволяет себя любить. Однако, если бы зритель не понял, что их связывает и другое чувство, которое, по мнению Шекспира, выше любви, так как оно не бывает безответным — дружба, работа не получилась бы. К счастью, Флора и Джонатан подарили нам всем эту искренность.
Флора Оломоуц: Том, встретив Виолу, ни секунды не сомневался, что нашел свою половинку. Думаю, что и в ее душе навсегда осталось пронизавшее ее мгновенно озарение или искра, или догадка, или как это еще называется — «Это мой человек, мой Якорь надежды».
Джим: Мы сознательно не касаемся мрачных сторон жизни шекспировского времени. Наши герои были одарены исключительным вкусом. Все, на что наталкивался их взгляд, будь то люди во всех их проявлениях, мир нерукотворный и рукотворный или детали быта, они, увлекаясь, «срисовывали» словами, подарив нам поэзию эпохи.
Виола: Нам было важно найти подходящую натуру и интерьеры. Хотелось, чтобы все наполнение было выразительным и осталось в памяти.
Тим Тарлтон (композитор): Поскольку кино — искусство синтетическое — все зависит от команды. Мне повезло. Я работаю с замечательными оркестрантами, звукооператорами и программистами. Музыка в кино по своей сути — удачный или нет фон для визуального ряда, за исключением моментов, когда она выходит на первый план. Тему Уильяма я нашел быстро. А вот Виолу нет, ведь она, как симфония. Написанная на бумаге музыка, это одно, а одухотворенная звуком, порой становится открытием для самого композитора. Поверьте, мы сделали всё, что могли.