– И уже не состоится, – угрюмо добавил Юрий Николаевич. – Уж мы ему вышака организуем.

– Мальчонка того достоин, – склонил голову, соглашаясь, Вячеслав Сергеевич.

Снова оба гостя что-то обсуждали и куда-то звонили. Уточнялись адреса. Вызывались, как я поняла, отряды спецназа, которые должны были отправиться одновременно в двух направлениях: домой к Сереже и на дачу к Василию Константиновичу.

Мы с Джонатаном набросали план дачи. Вернее, я провела кривые линии, а Джонатан твердой рукой перечертил это все на чистом листе.

– Я не все видела, там три этажа, – сказала я, отдавая план.

– И на том спасибо, – буркнул Юрий Николаевич, разглядывая чертеж. – Это что, второй выход?

– Да, в сад. У него при въезде на дачу сторожка. В ней живет сторож Саша с овчаркой Джеком, которая слушается только его.

– Кто там еще обитает, кроме самого Василия Константиновича?

– Домработница, беженка из Таджикистана. Скромная женщина лет под сорок, бывшая воспитательница детского сада, у которой погибла семья в какой-то перестрелке, – сын и муж. Ее зовут Юлия, и у нее, кажется, своя комната на втором этаже.

– Это все?

– Больше я никого не видела.

– У него два телохранителя, – вставила Зазорина. – Я их возле его кабинета видела. Но они могут быть и на даче.

– Ограда какая? – поинтересовался Юрий Николаевич.

– Металлические прутья.

– А ворота?

– Тоже. Закрываются на ключ. Когда мы приезжали, Саша нам открывал.

– Что ж, спасибо за ценную помощь. Мы пошли. Дела ждут.

Вячеслав Сергеевич снова склонился к ручкам Светланы. Затем посмотрел на меня:

– Впрочем, вместо вышивания вы можете начать сочинять роман. У вас сюжетик в руках – чистое золото!

– Я не знаю, где живет Сережа, – вместо ответа сказала я ему. – Но я знаю, где живет Василий Константинович.

– Я тоже, – усмехнулся он, – уже знаю.

– Но я, в отличие от вас, еще знаю, как туда проехать. Мы там бывали с Игорем много раз, и я вас уверяю, что найти эту дачу непросто!

Вячеслав Сергеевич посмотрел мне в глаза. Он колебался. Он глянул на часы – было около восьми, – и за темное окно, где стыл морозный зимний вечер.

– Нарисовать сможете?

– Нет. Но могу узнать из окна машины.

Он снова поглядел на окно. Потом на угрюмого Юрия Николаевича.

– Нет, спасибо, – сказал он, поборов искушение получить в моем лице проводника. – У нас есть карты… А вы пишите романчик, девушка. Я вас порекомендую в издательствах, у меня есть связи. Так что успехов в творческом труде. И вы нам тоже пожелайте успеха.

– Ни пуха ни пера! – произнесла Светлана.

– К черту! Положи водку в морозильник! – донеслось из-за закрывающейся за ними двери.

– Позвоните, как только будут результаты! – крикнула Светлана вдогонку.

Едва щелкнул за ними замок, как я развернулась к Джонатану:

– Едем!

– Может, ты сначала объяснишь мне, куда?

– Туда же.

– И зачем? – спросил Джонатан.

– Я хочу это увидеть. У меня слишком много чувств к этому человеку. И все, по случайному совпадению, отрицательные.

Светлана все это время стояла рядом, что-то обдумывая.

– Я с вами, – произнесла она. – У меня тоже много к нему чувств, и тоже все отрицательные. Едем!

– Это опасно, в конце концов! – воскликнул Джонатан. – Вы что, не понимаете? Когда берут преступников, может случиться самое непредвиденное! Я не могу вам этого позволить. Светлана, будьте же благоразумны! Ну зачем, скажите, вам туда ехать?

– Может, удастся еще раз рожу исцарапать этой сволочи… – Светлана мечтательно прикрыла глаза. – У тебя ногти длинные? – спросила она меня и, увидев, кивнула удовлетворенно. – А если еще и вдвоем!..

– Вы обе сумасшедшие. Что мать, что дочь!

– Ты нас отвезешь, Джонатан? Или нам машину вызывать? – звонко-распорядительно произнесла Светлана, и я вдруг отчетливо представила ее задорной комсомольской активисткой. Кажется, из нас двоих Шерил унаследовала ее общественный темперамент…

– Нет, – твердо ответил Джонатан. – Я вас никуда не повезу. И вы никуда не поедете. А будете хулиганить – к батарее пристегну.

И он для пущей убедительности вытащил из кармана наручники и покачал ими на весу.

Мы переглянулись. Джонатан, кажется, не шутил.

– Пошли чай пить, – распорядился он. – Наливайте, Светлана.

Удивленные и разочарованные, мы поплелись на кухню.

Я попросила разрешения позвонить маме. Светлана кивнула на телефон и деликатно вышла из комнаты. Я набрала номер и тут же повесила трубку.

Маме нельзя звонить. Вернее, можно и нужно, но только тогда, когда вслед за звонком я выйду, чтобы ехать к ней. Иначе она не будет спать, станет нервничать, волноваться, плакать.

А я не могу пойти к ней. Не раньше, чем их возьмут. Не раньше, чем я буду уверена, что за мной больше не идет по следу новый убийца. Не приводить же его к маме!..

– Правильно! – одобрили ход моей мысли Светлана и Джонатан. – Позвонишь завтра с утра. Если, бог даст, все уладится…

Никому, однако, не сиделось. Я бродила по комнате, Джонатан стоял у окна, Светлана ушла на кухню и гремела там посудой.

Неожиданно грохот прекратился, и она возникла на пороге гостиной с сияющим лицом.

– У меня идея! Давайте позвоним Шерил!

– Да, но куда мы ей позвоним? – опешила я.

– В больницу! Там разве нет телефонов?

– Есть, конечно… Но…

Привыкнув, что Шерил в коме, я даже не подумала, что теперь она, как все «нормальные» пациенты, должна находиться в нормальной палате с телефоном.

– Но у меня нет ее телефона…

– Позвоним в справочную больницы!

– А телефон больницы где мы возьмем?

Светлана посмотрела вопросительно на Джонатана. Своим женским и политическим чутьем она быстро уловила в нем человека, способного найти выход из затруднительного положения.

Джонатан ответил на ее взгляд:

– Оля, я помню твой больничный номер. Позвони по нему и спроси человека, который занимает теперь твою палату, телефон приемной. Сейчас, – он посмотрел на часы, – еще не поздно, приемная должна быть открыта.

Я все еще колебалась. Мы ведь не знали, в каком состоянии Шерил. Говорит ли она? Ходит ли? Двигает ли руками, чтобы взять трубку?

– Если Шерил не может пользоваться телефоном, то тебе об этом скажут в приемной, – уловил Джонатан мои сомнения.