7. В начале 1766 г. вмешался Питт. После отставки он жил в Бате, совершенно обессилев из-за своей подагры. Хотя он уже не мог ни ходить без костылей, ни держать вилку за столом, ни разборчиво писать, он явился ко времени тронной речи рекомендовать «отмену налога». По его мнению, Англия не имела никакого права облагать колонии. «Нам говорят, что Америка — мятежница, — заявил он, — я же радуюсь тому, что Америка воспротивилась… В такой битве я больше боюсь победы, чем поражения. Если Америка падет, то как Самсон: схватившись за колонны храма и потянув за собой всю конституцию… Американцы не всегда действовали осмотрительно, но их подтолкнула к безрассудству несправедливость. Неужели же вы покараете их за то самое безрассудство, в котором вы сами повинны?» Акт был аннулирован, и Георгу III пришлось против своей воли предложить Питту возглавить правительство. Представ перед королем, этот калека снова стал самым могущественным человеком и кумиром королевства. Но одной ошибки, поступка, слова довольно, чтобы утратить благосклонность толпы. Питт, наполовину обезумев от физической боли, оставил палату общин и сделался графом Чатемом (Chatham). Когда стало известно, что он возглавил правительство, в Лондоне приготовили иллюминацию; когда узнали, что он перешел в палату лордов, иллюминацию отменили. Было абсурдно называть Питта предателем. Перейти из палаты общин в верхнюю палату отнюдь не было преступлением, но для Великого Общинника (Great Commoner) это было ошибкой. Быть может, граф Чатем и смог бы победить оппозицию и снова завоевать былую популярность, если бы не был так измучен, но болезнь привела его нервы в такое состояние, что он стал попросту невменяем. Напрасно король отправлял к нему нарочных; их встречал всего лишь безумец, потрясавший костылем. Упрямый король, обезглавленный кабинет министров и его парализованный глава — таким в течение нескольких месяцев было правительство Англии.

8. Лорд Норт, принявший в 1770 г. в качестве премьер-министра личное правительство Георга III, обладал цинизмом Уолпола, не обладая ни его мудростью, ни мощью. Хотя в деле, касавшемся колоний, король и уступил, отменив закон о гербовом сборе, зато, чтобы спасти свои принципы, настоял на нескольких незначительных налогах, которыми обложили такие второстепенные товары, как стекло и чай. Это значило плохо знать колонистов. Многие из них сохранили неукротимый дух инакомыслия, унаследованный от предков; и «принцип» короля оказался как раз тем, чего они никак не могли принять. Наконец с перевесом всего в один голос кабинет лорда Норта решил сохранить только один налог — на чай. И ради ничтожной суммы в 16 тыс. фунтов Англия потеряла изрядный кусок своей империи. Поскольку американцы отказались покупать обложенный налогом чай, Ост-Индской компании, у которой были огромные запасы этого товара, был отдан приказ отправить груз чая в Бостон. Дело еще можно было уладить, если бы продажу этого чая доверили обычным купцам, но компания захотела продавать товар непосредственно потребителям. Таким образом, она оскорбила коммерсантов и разозлила свободных людей. Предупрежденные своими лондонскими друзьями, американские протестанты, переодевшись в индейцев, захватили корабль и побросали ящики с чаем в море. Этот акт неповиновения повлек за собой ответные меры, а опасение, что репрессии распространятся и на остальных, побудило колонии объединиться ради общего сопротивления. Этот конфликт мог привести только к войне, и через восемнадцать месяцев после «бостонского чаепития» уже начались боевые действия. Колонии, как некогда шотландских пресвитериан, объединил торжественный Ковенант. Впрочем, они были далеко не единодушны. Из 700 тыс. человек пригодного для военной службы возраста в армию вступила только одна восьмая. Ни в одном сражении Вашингтон не имел под своим началом больше 20 тыс. человек. Аристократия Виргинии, народ и средние классы высказались за сопротивление, но богатые фермеры и самые серьезные люди либеральных профессий оставались верноподданными Англии.

Битва при Йорктауне 19 октября 1781 г.: американские колонисты в союзе с французской армией берут в окружение армию англичан. Гравюра. 1781

9. Все эксперты сходились в мнении, что колонисты будут быстро побеждены. «У них не было ни одного укрепленного города, ни одного дисциплинированного полка, ни одного военного корабля, ни кредитов. Ни с военной, ни с финансовой точки зрения они не были силой, способной воевать с Англией, а кроме того, если бы она отказалась их защищать, они подверглись бы нападениям всех морских держав мира… Американцы, — сказали эксперты, — слабый народ, и они будут нуждаться в защите морской державы еще многие века». Быть может, несмотря на гений Вашингтона, они и в самом деле были бы побеждены, если бы их не поддержала Франция, радуясь представившемуся случаю отомстить за договор 1763 г. и увлеченная общественным энтузиазмом. Для французской монархии это вмешательство было безумием; оно истощило ее финансы и вдобавок явило всем французам образ победившей республики, попутно обучив их демократической фразеологии. Но в Англии вмешательство Франции изменило саму природу конфликта. Умирающий Питт снова почувствовал, как в нем проснулась ненависть к дому Бурбонов, и явился в парламент, чтобы произнести самую драматичную речь в истории. Все было напрасно. Французский флот, воссозданный Шуазелем, уже господствовал на море. Адмиралы де Сюффрен, де Грасс, де Ла Мотт-Пике, д’Эстен одерживали победу за победой. Военный триумф американцев был предрешен морской битвой — Чезапикской.

Портрет Эдмунда Бёрка, англо-ирландского политического деятеля и публициста. Гравюра по живописному оригиналу Джошуа Рейнолдса. XVIII в.

10. Узнав о капитуляции в Йорктауне английского генерала Корнуоллиса и всей его армии, лорд Норт пошатнулся, как человек, пораженный пулей. «О боже! — сказал он. — Все пропало». Разочарованное общественное мнение Англии желало, чтобы была признана независимость колоний. Даже парламент, хоть и состоявший из ставленников короля, отстранился от него. В 1780 г. Джон Даннинг добился большинства в палате общин для принятия резолюции, в которой объявлялось, что «влияние короны росло, росло, росло и теперь должно быть уменьшено». Попытка личного правления Георга III заканчивалась катастрофой. Ирландию, тоже готовую к возмущению, пришлось успокаивать предоставлением полной законодательной независимости в парламенте Дублина, впрочем этот парламент имел странный состав, поскольку католики были из него исключены, а шестьдесят мест оказались в руках трех семейств. В самой Англии большие города протестовали против архаичного деления на состоящие из «гнилых местечек» избирательные округа, которое лишало их представительства в парламенте. Провал американской политики ослабил правительство. В начале ноября 1782 г. лорд Норт получил перевес всего в один голос. В 1783 г. ему пришлось подать в отставку, хотя король вовсе не желал этого, и он был вынужден обратиться к своим врагам-вигам, которых тогда возглавляли Рокингем, Бёрк, Шелберн и молодой сын лорда Холланда Чарльз Джеймс Фокс. Восхитительно одаренный, выдающийся оратор и большой эрудит, прекрасный и щедрый друг, Фокс к своим достоинствам добавлял недостатки и пороки, всегда мешавшие ему управлять Англией. Его отец-циник умышленно сделал из сына игрока и распутника, что отдалило от него добродетельного Георга III. Неистовость его рвения ради американских повстанцев доходила до того, что он желал поражения собственной стране. Вечно в долгах, но вечно богатый друзьями, он переходил от игорного стола в «Брукс-клубе» к Феокриту или Вергилию. Он был обожаем, но неценим. Хотя именно он и Шелберн выторговали мир, закончивший эту злополучную войну.