рядом были пять или шесть рыцарей. Блондель поддерживал ему голову, поднося ко рту горлышко фляги.

— Вы отбили Эдгара у этих шакалов? — глухо спросил король.

— Нет! — рыцарь опустил голову. — Они умчались, как ураган. Седрик и Луи погнались за ними, но ведь наши лошади уже совсем без сил, а те были на свежих... Едва ли франки смогут догнать саладиновых всадников.

— Почему? — голова кружилась, а звон в ушах заглушал почти все звуки кругом, и Ричард делал над собой страшные усилия, чтобы слышать то, что ему говорят. — Почему, я вас всех спрашиваю, сарацины схватили именно Эдгара? Отчего обратились в бегство, едва он оказался в их руках? Да что вы все молчите?!

— А ты не слышал? — спросил Блондель, почему-то отводя взгляд.

— Я был за двадцать туазов, если не больше! И кругом меня орали сарацины, гремели мечи и щиты, и храпели лошади! Что я мог слышать?! Отвечайте мне! Ну!!!

И тогда Блондель рассказал, как удалось молодому рыцарю отвратить гибель от предводителя Крестового похода...

Несколько мгновений Ричард молчал. Потом обвёл своих товарищей мутным взглядом и спросил почти жалобно:

— Но неужели... неужели сарацины так тупоголовы? Как они могли поверить, что я ПРОСИЛ ПОЩАДЫ?!

И он стиснул зубы, чтобы вновь не потерять сознания.

Мысль о подвиге Эдгара и о той страшной, смертельной опасности, которой он себя подвергает, не оставляла Ричарда. Седрик Сеймур и Луи вернулись на Арсурскую равнину ни с чем. Они пришли пешком — абиссинец графа Шато-Крайона пал, не выдержав бешеной скачки, а могучий конь Седрика к концу её стал прихрамывать и спотыкаться, и Седой Волк спешился, желая сохранить своего жеребца. Оба рыцаря видели только, как увозившие Эдгара сарацины скрылись в Арсурском лесу.

Львиное Сердце не сомневался, что пленника сразу повезли к Саладину. Не сомневался и в том, что султан окажется умнее своих воинов и мигом поймёт, КАК его обманули... Что он сделает? Выхватит в гневе меч и... Нет, нет, всё, что Ричард слышал о Салах-ад-Дине, заставляло надеяться на его благоразумие: для чего убивать пленника, который хоть и не король, но спас жизнь королю, а значит, за него можно взять хороший выкуп. Только вот слишком страшным и позорным для магометан было поражение на берегах Рошеталии, слишком много они здесь потеряли, и не затмит ли их ярость любое благоразумие?.. Ведь если бы они убили или пленили предводителя похода, это оправдало бы ужасные потери и разгром огромной армии. Но юный рыцарь оставил их ни с чем, обманул так дерзко и так нелепо... Смогут ли они с этим смириться? И даже если сможет Саладин, не станут ли его мамелюки настаивать на расправе с находчивым христианином?..

Всё это приводило Ричарда в самое угнетённое состояние. Он приказал выслать разведку, чтобы знать наверняка, в каком направлении отступает султан со своей разбитой армией. Приказал на всякий случай, потому что и так отлично это знал: Салах-ад-Дин бежал в Яффу. Едва ли он там задержится — как ни сильна эта крепость, после Акры сарацины уже не решатся занимать там оборону. Скорее всего, султан лишь передохнет два-три дня, а за это время постарается разрушить дома и крепостные стены, как сделал уже в других палестинских городах — Лидде, Рамле, Аскалоне... Значит, он не верит, что одолеет крестоносцев и изгонит их из этих земель, не то пожалел бы своих крепостей! Однако он умело выигрывает время. И не только время... Ведь чтобы снова стать здесь хозяевами, крестоносцы должны будут восстановить всё разрушенное, а на это нужны время, силы. Наконец, согласие между собой. А Ричард уже не раз и не два слышал от многих вождей похода: «Не будем же мы торчать в каждом разорённом городе и возиться с каменьями, как худородные рабы? Надо взять Иерусалим, а там всё само устроится!» Да уж... У них устроится!.. Или забыли, что Господь карает за лень, как и за трусость?

Он дошёл до своей палатки будто во сне, не слыша приветственных криков воинов, которые, хотя и оплакивали только что отпетых героев Арсура, но не могли не восхищаться новыми подвигами предводителя крестоносцев. Иные, заметив непривычную бледность Ричарда и его лихорадочно блестящие глаза, смущённо умолкали — весть о том, что король получил серьёзную рану, уже облетела войско...

Опустив за собою полог, Львиное Сердце почти упал в объятия вскочившей ему навстречу жены и в этот миг порадовался, что не отослал её в Англию — тёплые слёзы, закапавшие на его шею, и ласковые прикосновения лёгких рук Беренгарии были лучшим лекарством от боли.

— Помоги снять кольчугу! — он опустился на свою постель и понял, что на это ушли последние силы. — И эти железные чулки... Они просто раскалились на солнце. Спасибо... Ну что ты так смотришь, а? И почему плачешь?

— Да ты сам на себя посмотри! — воскликнула Беренгария, уже не плача, а почти рыдая. — Я сейчас за лекарем...

Правый бок и всё бедро Ричарда были сплошь залиты кровью. Рубашка пропиталась ею и прилипла к телу так, что её пришлось отрывать. А ведь там, на равнине, кто-то его перевязал!

— Не надо звать лекаря! — король быстро поймал руку жены и удержал её. — Лекарей осталось только пятеро — двое умерли. А раненых у нас сотен пять-шесть. Настоящих раненых, которым действительно нужно помочь. Ты же всё отлично умеешь сама, моя малышка! Вот и перевяжи своего мужа: не так уж часто в меня втыкают копьё на такую глубину. И как только кишки не достали! Давай, Беренгария... Или позови матушку — она-то точно не побоится.

— Королева-мать ещё не вернулась из храма! — послышался в глубине шатра тихий, почти детский голос, в котором слышались слёзы. — Мож-но... можно я перевяжу вас, мессир?

Ричард обернулся, начиная яснее видеть и слышать. В полутьме проступило бледное лицо, обрамлённое каштановыми завитками. Оно