Почему-то Дану показалось, что Ашота его прогноз не обрадовал.

Единственное, что не закрепили Дану, так это голову. Он мог ею более-менее свободно вращать — и потому увидел, как в помещение, которое Ашот окрестил реанимацией, стремительно ворвался невысокого роста человек, одетый в утепленный танковый комбинезон, только вместо шлемофона у него на голове было кепи цвета хаки. На ногах блестели надраенные хромовые сапоги до колен. Грудь украшала орденская планка, на ремне болтался то ли штык-нож в ножнах, то ли флотский кортик. В общем, выглядел мужик вполне боевито и демократично… но слишком уж чистым он был для реального бойца: все отглажено, ни пятнышка. И солнцезащитные очки на пол-лица. Не такие, как у Равиля, но все-таки…

Отчего-то Данила сразу понял, что это и есть тот самый Тихонов, которого требовалось вызвать.

— Эй, мужик! — Ашот приметил Тихонова. — Ты тут вроде бугор местный, да? Что за беспредел? Чего нас повязали? Ну, подумаешь, чуток наследили на вашей Красной площади, немножко пожар устроили — с кем не бывает?! Мы уберем всё, честное слово!

Тихонов резко остановился и, не произнеся ни слова, принялся изучать толстяка, уложенного весьма объемным тылом кверху.

— Если надо, зубной щеткой тереть буду, — пообещал Ашот.

Тихонов едва заметно кивнул — мол, похвально, спасибо, но не стоит утруждаться.

Откуда-то появились люди в белых халатах и белых шапочках, засуетились над Даном, который не мог так изогнуться, чтобы увидеть, что же они делают.

В это время Маришу, которая мычала и брыкалась, укладывали на стол справа от Ашота. Ей таки заткнули рот какой-то тряпкой и, уложив, электрической машинкой принялись выстригать волосы на затылке. Данила отвернулся, чтобы этого не видеть. В глазах его плескались слезы бессилия.

Он насчитал в реанимации еще семь незанятых столов. Значит, по десять штук слизней за раз можно подсаживать. Негусто для Московского острога. Эсбэошники устанут сюда людей таскать, и если каждого кандидата будет лично Тихонов осматривать, процедура захвата Москвы может затянуться на годы. С другой стороны — что Данила знает о методах и возможностях новых слизней? Да почти ничего…

Дану закрепили голову так, что он мог теперь видеть только поверхность подушки, в которую его уткнули носом.

— Здравствуй, Данила. — Тихонов подошел ближе.

Дан не видел его, но отчетливо слышал. И это было странно, это означало, что Ашот заткнулся. А ведь даже Мариша с кляпом во рту громко сопела, когда ей выстригали волосы на затылке… всё, больше не сопит. Что там с однокашниками?

Неужели их убили?!

Или они уже стали носителями?..

Впрочем, одно мало отличалось от другого.

Голос Тихонова зазвучал у самого уха Дана:

— Мы возлагаем на тебя большие надежды, Сташев.

— Мы — это Братство?

— Да. И вот-вот ты станешь одним из нас. Приди к нам, и ты никогда не будешь больше бояться. Мы — сила.

Дан почувствовал, как на затылок легло что-то приятно теплое и влажное.

— Что это?! — вскрикнул он, уже зная ответ. Он отказывался верить, что ему как личности настал конец.

Паразит чуть-чуть переместился на черепе Дана, выбирая себе местечко поудобнее — ровнее или ближе к определенным участкам головного мозга носителя. Это было немного щекотно, но приятно. И вообще, от слизня веяло умиротворением каким-то, что ли.

Дан понял, что он напрасно боится. Доставщикам ничто не угрожает.

«А Равиль? А Тихонов? Слизни?» — спросил он у себя.

Ну Равиль, и что? Теперь все они будут заодно, став одним целым. И они поймут друг друга лучше, чем кто-либо и когда-либо на этой планете! Это ведь хорошо?

«Это отлично».

Данила оцепенел — и не потому, что надежно был закреплен ремнями и мог разве что пальцами и бровями шевелить. Вовсе нет. Ему претили телесные движения. Он хотел покоя. Мысли его стали вязкими, как кисель в столовой Училища. В ушах зазвенело. С ним было уже так в лесу на военной базе, где на него и его спутников напали две зомборыси. Дана тогда почти что оседлал слизень — спасибо Равилю и покойному живчику Никифору (вот уж на кого Дан меньше всего подумал бы, что он зомбак, хотя…), они сделали все как надо, спасли его, не дали сгинуть от обезвоживания. И ведь недавно это было, а будто сто лет прошло…

Дану стало хорошо и спокойно, все волнения последних дней сгинули подчистую.

А потом нахлынуло уже знакомое ощущение многогранности мира, одновременного присутствия в миллионах разных мест. Он был во многих телах сразу, и многие твари земные были им, Данилой Сташевым, видели его глазами, ощущали реальность его органами чувств, пока он мчался по заснеженной равнине, нырял в океанские глубины, охотился на людей в небоскребах Нью-Йорка, дрался сам с собой за добычу в стае зомбоволков, из сознания которых едва выкарабкался, почувствовав, что растворяется в их бесконечной, всепоглощающей ярости…

Если он хочет остаться человеком, быть самим собой и впредь, нельзя столь беспечно погружаться в звериные сущности — это рискованно! Его слизень попросту не предназначен для таких испытаний!..

И стоило Дану это осознать — он не исчез, он есть! — как сами собой нагрянули ответы на вопросы, что ютились в глубине его подсознания, не давая окончательно расслабиться, слиться с Братством.

Данила отчетливо увидел рядом сущность — душу — своей возлюбленной Мариши, и душа эта была чиста и безмерно прекрасна. От нее по сети из тонких и толстых светящихся нитей, опутывающих весь-весь-весь мир, тек хрустальный звон, сквозило теплом и неподдельной радостью оттого, что Данила любит ее, боготворит ее, мечтает быть с ней не только телесно, но и духовно — душевно. И главное — Мариша ощущала себя человеком!

А душа толстяка норовила обвить душу Дана коконом из ярко-фиолетовых мерцающих нитей — Ашот был уверен, что просто обнимает, хлопает по плечу своего лучшего друга, ради которого он и в огонь, и в Москву, и к черту на кулички!..

Теперь Данила знал, почему к нему не подсадили умного слизня в Харькове или сразу за его пределами. Процесс адаптации занимает несколько суток и требует постоянного ухода за телом носителя. Равиль и его люди — да-да, именно люди, а не безмозглые питекантропы! — попросту не могли создать подобных условий в пути, это было ясно Дану как дважды два. И информацию эту не нужно было выспрашивать, она просто имелась, подразумевалась сама собой. Вот что значит свободный доступ к любому закутку любого сознания, к которому протянута светящаяся нить. Каждый брат знает о другом — всяком! — брате всё, и никто не стыдится своего естества, своего тела-носителя, его поступков и потребностей. Все понимают.

Дан едва не задохнулся от восторга: какие чудесные перспективы его ждут! Пока что он мог лишь улавливать отголоски чужих — братских! — ощущений, но скоро, после того как он вместе с Маришей и Ашотом проведет в Спасской башне пару-тройку деньков, пока не установится максимальный контакт со слизнем, они станут полноценными членами Братства. И не надо спешить! Нужно все делать согласно выверенной технологии: сращивание нервов — дело тонкое, не терпящее суеты. Не хватало еще, чтобы Дану парализовало нижнюю часть тела, к примеру, из-за неправильного подключения. Он ведь не может себе позволить стать обузой для братьев. Если что-то пойдет не так, он потребует, чтобы его слизня передали другому, более здоровому носителю!..