Лица зомбаков побагровели от напряжения, ноздри раздувались — перед членами Братства словно возник невидимый барьер. Это Дан неимоверным усилием воли блокировал сеть, своим сознанием вклинившись в шестерни, что вращались в мозгах носителей, зацепившись с нервными окончаниями слизней.

— Даня! Давай! — крикнула Мариша, когда Ашот стаскивал ее с кузова, кривясь от боли в плече.

Так и застыли зомбаки, заклинило их! И без отцовского Излучателя обезврежены. Это же самая настоящая победа! Данила сам — сам! — себе установка и поражающий фактор!

Вот только длилось его торжество какую-то секунду, две максимум.

А потом Дан упал на колени. Его выкинуло из сети, он больше не мог в нее вернуться, как ни старался.

Зомбаки зашевелились. Барьер рухнул. Они двинули на приступ, они уже везде!

Дан обернулся. Излучатель так и не запустили. Ссутулившись, отец стоял возле своего изобретения. Он был бессилен что-либо изменить.

— Да что вы в самом деле! — Раненный в ногу Митрич подполз к ящику со «спутниковой тарелкой». — Зомбаки же прут! — Он ударил по верхней крышке своим маленьким кулачком.

И случилось то, что должно было случиться: вспыхнули диоды на корпусе, вздрогнул воздух над «спутниковой тарелкой». С грохотом плеснула, перевалившись через каменную ограду, волна излучения, потекла во все стороны, накрывая маревом из молний зомбаков и им сочувствующих. И те, и другие падали по мере того, как их накрывала искрящаяся волна. Людей трясло и корчило, они извивались, зажимали уши, на губах у них выступила пена. Закатив глаза, они затихали один за другим.

Отец осел, будто из него вытащили все кости. Гурбан схватился за голову, будто боялся, что она треснет, и повалился на бок. У Ашота, который нес Маришу, подогнулись ноги. Мисс Петрушевич упала в снег рядом с ним, но нашла в себе силы отползти на пару метров, прежде чем потеряла сознание. Фаза сопротивлялся дольше прочих — хрипел, рычал, размахивал кулачищами, но тоже не сумел побороть силу излучения.

В глазах потемнело. Дан был уверен, что сможет устоять, но не тут-то было — импульс никого не пожалел.

* * *

Он очнулся первым. После перестрелки, гонки по улицам Москвы, криков и грохота Излучателя тишина, царившая вокруг, показалась неестественной, какой-то жутко неправильной. На снегу лежали люди… сотни людей. Дан поднялся, содрал с затылка паразита — ему больше не нужен биопроцессор — и брезгливо отбросил безжизненный комок слизистой плоти.

Установка, исчерпав заряд аккумуляторов, вырубилась. И отлично. Проработай она чуть дольше, мозг сварился бы вместе с чужеродными отростками.

Данила встал на колени, зачерпнул полные пригоршни снега и принялся мыться им — долго, с наслаждением, пока щеки не запылали и губы не начало покалывать от холода. Только после этого в голове немного прояснилось.

Люди вокруг — не зомбаки уже, люди! — приходили в себя, садились или медленно вставали, недоуменно оглядываясь. Действие стимулятора, загнанного в вену на подходе к Москве, заканчивалось, и у Дана начала кружиться голова. Он посмотрел на отца. Тот очнулся и, потирая виски, глядел по сторонам. Неподалеку на ноги с трудом поднялся Фаза.

— Ну ни хрена себе! Сработало!

Возле него сел Гурбан, сплюнул набившийся в рот снег. Застонала Мариша. Дан поднял ее — нечего валяться, еще простудится — и похлопал по щекам.

— Ты как?

— До свадьбы заживет.

— Значит, еще лет сто башка трещать будет. — Это Ашот пришел в себя, он уже улыбался, будто ничего не случилось, будто вообще не терял сознание.

Мариша промолчала, лишь презрительно фыркнула.

Тут и там вокруг Лобного места вставали люди, хватались за головы, хлопали глазами… Звучали недоуменные и растерянные голоса, кто-то нервно смеялся, кто-то стонал. Дан помог Марише сесть на ступеньку, сам уселся рядом. Возле них примостился Ашот.

Мимо пошатываясь прошел Гурбан.

— Эй, бродяга, далеко собрался? — окликнул его Митрич, отряхиваясь от снега.

— Гляну, живы ли Маркус с Ксю.

— Погоди, я с тобой. — Старик засеменил следом.

Ашот толкнул Дана в бок и многозначительно показал глазами на свою ладонь, где лежал потертый спичечный коробок, наполовину заполненный травой — той самой, которой толстяк никак не мог насладиться с оружейки Училища.

— Слышь, брат, курнем за нашу победу? Сейчас я быстро смастырю. А то муторно как-то, надо прочистить организм, что скажешь?

— Некоторых только могила исправит, — улыбнулся Дан.

Мариша кивнула, прижимаясь к нему.

А вокруг просыпалась от долгого сна укрытая снегом Москва.