Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем ты хочешь, чтобы я зашла в дом?
— Ты сама зайдешь или тебя занести?
— Я спросила, зачем?
— Потому что ты направишься в мою спальню. — Слова вырвались из его рта на резком выдохе.
— Твою спальню? Ты не о моей говоришь? Потому что ты велел мне убираться из твоей комнаты пять месяцев назад.
Зверь, сидевший в его штанах, пытался вырваться наружу, чтобы наброситься на нее. И это возбуждение было неоспоримо: его поезд вышел на рельсы. Его билет откомпостирован. Путешествие уже началось.
Для Кормии тоже.
Фьюри подошел к ней вплотную. Ее тело издавало столько жара, что он мог чувствовать его собственной кожей, а ее жасминовый запах был столь же густым, как и его кровь.
Сверкнув клыками, он зашипел словно кошка.
— Мы направляемся в мою комнату.
— У меня нет причин туда идти.
— Есть. Есть.
Она, как ни в чем не бывало, перебросила копну волос через плечо.
— Нет, боюсь, что нет.
На этом она повернулась к нему спиной и направилась к дому.
Словно преследуя добычу, он шел за ней по пятам, через библиотеку, вверх по парадной лестнице и в ее комнату.
Открыв дверь, она зашла в спальню.
Прежде чем она успела закрыться от него, он уперся ладонью в деревянную панель, прокладывая себе путь внутрь. Именно он закрыл дверь. На замок.
— Снимай мантию.
— Зачем?
— Потому что если это сделаю я, то порву ее на кусочки.
Подняв подбородок, слегка опустив веки и задрав нос, Кормия с презрением смотрела ему в глаза.
— С какой целью я должна раздеться?
Каждой собственнической клеткой своего тела он прорычал:
— Потому что я собираюсь отметить тебя.
— Да? Ты понимаешь, что для этого уже нет оснований?
— Для этого есть все основания.
— Ты не хотел меня раньше.
— Черта с два не хотел.
— Ты сравнивал меня с другой женщиной, с которой пытался переспать, но в конечном счете не смог.
— Ты не позволила мне закончить. Она была шлюхой. Я купил ее с единственной целью — избавиться от девственности. Я не хотел эту женщину. Она — не ты. — Вдохнув ее аромат, он замурлыкал. — Она не была тобой.
— И все же ты принял Лейлу, не так ли? — Когда он не ответил, она медленно зашла в ванную и включила душ. — Да, принял. Как Первую Супругу.
— Она тут не при чем, — сказал он, стоя у дверей.
— Как не при чем? Избранные — это Единое Целое, и я все еще принадлежу им. — Кормия повернулась к нему, скидывая мантию. — Или нет?
Член Фьюри с силой уперся в ширинку штанов. Ее тело светилось под вставленными в потолок светильниками, ее груди с возбужденными сосками были напряжены, а бедра слегка раздвинуты.
Кормия вошла в душ, и он наблюдал, как она, выгнув спину, ополаскивала волосы. С каждым ее движением Фьюри терял те крупицы цивилизованности, что еще оставались в нем. На каком-то тускло освещенном уровне сознания он понимал, что следует уйти, иначе он превратит запутанную ситуацию в вообще не решаемую. Но его тело уже нашло необходимую для выживания пищу.
И в ту секунду, как она выйдет из душа, он проглотит ее живьем.
Да, она позволит ему.
Промывая волосы от пены, Кормия знала, что как только выйдет из душа, то окажется под Праймэйлом.
Она позволит ему взять ее. И в процессе овладеет им сама.
Достаточно этих «почти», «едва», «быть» или «не быть». Хватит с нее извращенной судьбы, что связала их. Она перестанет делать то, что ей велят.
Она хотела его. И она его получит.
Пусть ее сестры катятся к чертям, Фьюри принадлежал ей.
Хотя бы на сегодня, подсказал внутренний голосок.
— Да пошло оно все, — сказала она мраморной стене.
Повернув кран влево, Кормия открыла дверь ванной. Вода перестала литься, а она предстала перед Праймэйлом.
Он был обнажен. Возбужден. С выступающими клыками.
Он издал львиный рев, и когда этот звук эхом отразился от мрамора в ванной, она стала еще более влажной между ног.
Фьюри подошел к ней, и Кормия совсем не сопротивлялась, когда он, обхватив ее за талию, оторвал от пола. Он не был нежным, но она не хотела нежности… и чтобы убедиться, что он это знает, она укусила его в плечо, когда они вошли в спальню.
Он снова зарычал и бросил ее на кровать так, что ее тело подпрыгнуло. И еще раз. Она перевернулась на живот и начала отползать от него просто для того, чтобы он устремился следом. У нее не было мысли отказывать, но, черт возьми, ему придется догнать ее…
Праймэйл навалился на спину Кормии, поднимая ее руки над головой. Когда она попыталась перевернуться под ним, он раздвинул ее ноги коленом, прижимая к кровати бедрами. Его возбуждение скользнуло между ног Кормии, толкаясь в нее, заставляя выгибаться.
Он слегка ослабил захват ее рук, только чтобы она смогла повернуть плечи и взглянуть на него.
Он поцеловал ее. Глубоко и долго. И она не уступала ему, оказавшись, наконец, быть податливой в традиции Избранных.
Быстро двинув бедрами, он отстранился, немного передвинулся и…
Кормия застонала, когда он вошел в нее одним плавным толчком. А потом уже не было времени говорить, думать или обращать внимание на возникшую от его движений боль. Ощущения были так хороши, так правильны, все это, начиная от запаха темных специй и его веса на ней, заканчивая тем, как его волосы упали на ее лицо, и какие стоны срывались с их приоткрытых губ.
Его толчки становились все глубже, она еще шире раздвинула ноги, вторя его ритму своими бедрами.
Из глаз брызнули слезы, но она позабыла о них, когда ее увлек неумолимый импульс, клубок пламени разворачивался там, куда он методично погружался в нее, пока она не решила, что сгорит заживо… и не нашла в этом ничего плохого.
Они кончили одновременно. В процессе собственного оргазма, она увидела Фьюри через свое плечо: голова запрокинута назад, челюсть сжата, под гладкой кожей выделялись огромные мускулы. Но потом она была слишком потеряна, чтобы видеть что-то еще, пока ее собственное тело напрягалось и расслаблялось, жадно сжимая его член, отчего он стонал в конвульсиях.
Но потом все закончилось.
Впоследствии, она думала о летних грозах, которые время от времени налетали на особняк. Когда шторм прекращался, дом охватывала более мертвая тишина, в противоположность неистовой бури. Сейчас происходило то же самое. Когда их тела успокоились, дыхание начало замедляться, а сердечный ритм пошел на спад, было сложно вернуть яркую необходимость, которая привела их к этому резонирующему молчанию.