— Полагаю, что поэтому, — ответил Гримм. — Вспомните эти его тележки. Я видел, как ученица собирала Феруса в дорогу. Он потребовал уложить пестрый набор самых странных предметов, исходя из только ему понятных причин. Теперь он настаивает на том, чтобы всегда иметь эту поклажу под рукой. А сама его девочка-подмастерье, если вы заметили, не в состоянии вести прямую беседу с кем-либо, за исключением самого мастера Феруса.

— Она тоже безумна?

— Выглядит достаточно милым ребенком, — сказал Гримм. — Но да. Безумна, надо полагать.

Несколько шагов Сореллин раздумывал над этим откровением.

— Сэр… а насколько безопасно иметь дело с подобными людьми?

— Будь они нисколько не опасны, копьеарх едва ли отправил бы их прямо в зубы врагу, — веско ответил Гримм. — Никто из участников нашей экспедиции не выглядит особенно безвредно, мастер Сореллин, включая и вас. Конечно, эти двое небезопасны. Настоящий вопрос в том, стоит ли им доверять.

— А вы… доверяете им, сэр?

Чтобы ответить на этот вопрос, Гримму пришлось молча шагать чуть ли не полквартала. Только тогда он сказал:

— Копьеарх облек их своим доверием. Я готов следовать его примеру.

— Даже если они оба безумны?

— Существует разница между безумием и безумием, мастер Сореллин, — рассудил Гримм. — Ферус и Чудачка — люди довольно странные, и лично меня это весьма утешает.

— Сэр?

— Опыт подсказывает, что наихудшие безумцы вовсе не кажутся странными, — пояснил Гримм. — Более того, они предстают как собранные, спокойные, разумные люди. Пока не раздаются крики.

Бросив косой взгляд на своего рослого спутника, Гримм увидел, что тот хмуро его разглядывает.

— Хорошо, давайте я объясню это иначе. Если когда-нибудь вам встретится эфирреалист, который не покажется вам странноватым, это станет веской причиной отнестись к нему с предельной осторожностью. Эфирреалист, который рассуждает о явлениях и предметах, видимых только ему самому, и который не в состоянии перечислить дни недели в верном порядке? Само собой разумеется. Возьмите теперь эфирреалиста, который элегантно одет по последней моде, разговаривает спокойно и учтиво приглашает к себе на чашечку чая. Вот кого на самом деле следует остеречься.

Глава 41

КОПЬЕ АЛЬБИОН, ХАББЛ ПЛАТФОРМА, ВЕНТИЛЯЦИОННЫЕ ТУННЕЛИ

— Позвольте налить вам чаю, сержант Чириако, — промурлыкала Кэвендиш.

Поправив чашку на своем блюдце, майор Эспира сказал, стараясь не выдать голосом растущую тревогу:

— Мадам, я умоляю вас извинить сержанта, но у него есть обязанности, требующие немедленного внимания.

— Ах, — вздохнула Кэвендиш. — Ну, разумеется. Для солдата нет ничего важнее его долга, подозреваю.

Кэвендиш вернулась в зону размещения десанта Авроры в сопровождении своего телохранителя, который толкал перед собой небольшую тачку. Оттуда появились небольшой складной стол, стулья, скатерть и чайный сервиз, заодно с булькавшим котелком готовой для заваривания воды. Сейчас Сарк нависал над столом сбоку от Эспиры, который сидел напротив мадам Кэвендиш, тогда как сержант Чириако стоял позади и чуть в стороне от его стула, не сводя с Сарка внимательных глаз.

Эспира старался не замечать кровавых брызг на полу и стенах узкого туннеля, где был накрыт стол. Именно здесь Кэвендиш пытала несчастного зверодава. Чириако, с его обостренной чувствительностью, не смог оставить это без внимания, и за кисловатый запашок паники и подсохшей крови, несомненно, следовало винить натянутые нервы сержанта.

— Ступайте, сержант, и займитесь своими бойцами, — распорядился Эспира. Чириако был хорошим человеком, но в его нынешнем расположении духа боерожденный мог излишне открыто выразить свои мысли и просто не пережить чашку чая с Кэвендиш.

— Майор… — нерешительно произнес Чириако. Бросив взгляд за спину, Эспира увидел, как он переминается с ноги на ногу, с опаской рассматривая Сарка.

Сарк же, напротив, вроде бы ни на кого не смотрел. Седеющий боерожденный просто стоял, полностью расслабившись, — так, словно присутствие настороженного, вооруженного и опасного боерожденного десантника имело для него не более значения, чем цвет скатерти, которую он расстелил на столе с минуту тому назад.

Пока с ними была Кэвендиш, это действительно ничего не значило.

Эспира не без усилия удержался от содрогания.

— Выполняйте приказ, сержант, — спокойно сказал он. — Посмотрите, как там ваши люди. Выставьте караул у входа в туннель, чтобы нас не могли побеспокоить. Идите.

Эспира разве что не услышал зубовного скрежета со стороны сержанта. Тот, однако, сказал лишь: «Да, сэр», стремительно козырнул и четким шагом направился к выходу из туннеля.

— Кажется, он был с вами самую чуточку неучтив, — застенчиво заметила Кэвендиш.

— Боюсь, сержант мало разбирается в тонкостях надлежащего поведения в приличном обществе. К тому же он получил ранение при попытке подрыва кристальной чанерии Ланкастеров, — ответил Эспира. — И, мне представляется, боли, которые испытывает сержант, на самом деле сильнее, чем он готов признать.

— И он по-прежнему ценен для вас?

— Незаменим, — заверил ее Эспира.

Кэвендиш пригубила чаю.

— Полагаю, в этом случае можно сделать некоторые поблажки. В конце концов, он же боерожденный. Нельзя же ожидать, чтобы они бесконечно сохраняли идеальное равновесие… — Метнув взгляд в Сарка, она негромко добавила: — Со всей неизбежностью, зверь рано или поздно даст о себе знать.

На какую-то секунду Эспире могло показаться, что в безразличном взгляде Сарка сверкнули тлеющие угли. Кровавые пятна на стенах поблескивали в свете расставленных на столе люмен-кристаллов.

— Ваши слова полны проницательности, — отметил Эспира. — Этот чай великолепен.

— Как это мило с вашей стороны, майор, — произнесла Кэвендиш с улыбкой, которая любому другому показалась бы естественной. — Эта смесь моего изобретения. Я сама подбираю сорта.

Эспира постарался, чтобы его ответная улыбка не одеревенела. Природная интуиция подсказывала, что он едва ли хочет знать, что именно такая сумасшедшая женщина, как Кэвендиш, могла подмешать в свой чай.

— Мадам, вы весьма великодушны.

— Убедиться в этом нам еще только предстоит, — возразила Кэвендиш. — Враги подобрались совсем близко, майор.

Эспира поднял брови. Сделал глоток чая и робко заметил:

— Но мы ведь в родном Копье альбионцев, мадам. Как же иначе?

Кэвендиш нетерпеливо отмахнулась.