— Всем простофилям Альбиона, вместе взятым, не помешать исполнению моих замыслов… — глубокомысленно изрекла она. — Однако в действие пришли иные руки, иная воля проявила интерес к этому хабблу. У этих сил хватит возможностей не позволить нам достичь своей цели, если не оказать им сопротивления.

— Могу ли я предположить, мадам, что в этом и заключена цель вашего визита?

— Это же очевидно. Настало время для принятия самых крайних мер.

Эспира откинулся на спинку своего стула и на миг заключил чашку в обе ладони.

— Мадам, — медленно проговорил он, — позвольте заметить, что момент нанесения нами удара рассчитан весьма точно. В любом другом случае мы останемся без поддержки нашей армады и без средств отступления. Всякое действие, безрассудно предпринятое нами до назначенного часа, поставит под угрозу весь план.

Кэвендиш бросила на майора взгляд над краем своей поднятой чашки; выражение ее лица было совершенно непроницаемым.

— Майор. Меня начинает беспокоить слабость ваших мотивов. Вы хотите вынудить меня поискать способы усилить их?

— Мадам, со всем уважением, я вынужден напомнить, что подчиненные мне люди — десантники, а вовсе не шпионы. Они отлично сражаются, но у них нет ни нужной подготовки, ни опыта для того, чтобы незаметно смешаться с населением альбионского хаббла на сколько-нибудь протяженное время… — Эспира прочистил пересохшее горло. — Я даже склонен рекомендовать вам использовать в подобных целях собственные возможности.

— И я ими уже воспользовалась, — спокойно ответила Кэвендиш. — Только благодаря этому я смогла убедиться в присутствии опасных противников. Подозреваю, впрочем, что я была ими узнана, а потому, исходя из текущей расстановки сил, не решусь действовать самостоятельно. Внезапная массированная атака со стороны ваших людей дала бы нам некоторое преимущество.

В этот момент в узком коридоре послышались чьи-то шаги, и из глубокой тени показался один из молодых офицеров из отряда Эспиры. Лейтенант Ибарра пропал без вести в самом начале вторжения и был сочтен погибшим, и вот теперь широкоплечий, запальчивый юный аристократ подошел к накрытому столу, шагая устало, но твердо.

— Майор! — выкрикнул юноша. — Лейтенант Ибарра явился для прохождения службы, сэр.

Проклятье! Ну почему его не остановили выставленные караульные? Потому что молодой командир приказал им дать ему дорогу, разумеется. Чертов юный забияка.

— Видите ли, лейтенант, сейчас я несколько занят…

Лицо Ибарры, изможденное и бледное, расплылось в широкой распутной ухмылке, обращенной к Кэвендиш.

— Еще как вижу, сэр. Высокий чин имеет свои маленькие преимущества, верно? Какая же она, право, красотка. Лейтенантского жалованья, небось, на такую и не хватит?

— Лейтенант! — задохнулся Эспира.

— Каков наглец, — процедила Кэвендиш. В ее улыбке читалось неподдельное удовольствие.

Она повела пальцем. Не более.

Глаза Ибарры вдруг широко распахнулись, рисуя картину полнейшего ужаса, а в следующую секунду лейтенант истошно закричал. Руки юноши взлетели к глазам, ладони уперлись в череп, суставы поочередно изменили ему, и он повалился на камни пола.

Кэвендиш наблюдала за его муками равнодушным, ровным взглядом, одновременно заметив:

— Не выношу грубиянов.

Ибарра продолжал визжать, когда Эспира аккуратно поставил на стол свою чашку и вскочил, чтобы бежать к упавшему.

— Караул, сюда! — выкрикнул он.

Эспира уже сталкивался с подобным. Склонившись над несчастным, он вцепился Ибарре в запястья, дергая на себя, но, вопреки всей своей силе, не сумел оторвать руки юноши от лица.

Подбежали караульные, но было уже поздно: Ибарра уже успел выцарапать себе оба глаза, в безрассудном ужасе роясь в глазницах сведенными судорогой пальцами.

По приказу и с помощью Эспиры два караульных убрали руки Ибарры от его лица и связали их за его спиной, но к этому времени на месте глазниц юноши остались лишь две глубокие, обильно кровоточащие раны.

— К врачу его, быстро! — распорядился Эспира. Лишь тогда он украдкой бросил на Кэвендиш опасливый взгляд.

Безумная эфирреалистка разглядывала происходящее из-под опущенных век, пока на ее губах танцевала легкая улыбочка. Эта женщина, понял вдруг Эспира, от души наслаждается зрелищем, терпеливо дожидаясь его реакции.

— Так ли это было необходимо, мадам? — буркнул он.

— Зависит только от вас, майор, — пропела Кэвендиш. — И от того, насколько мотивированным вы себя ощущаете. Сколько еще ваших подчиненных столкнутся с похожими напастями прежде, чем вы решите оказать мне помощь? Делайте свой выбор.

Эспира скрипнул зубами. На нем была взведенная боевая перчатка. Хватит ли ему времени прицелиться и выпустить разряд, прежде чем Кэвендиш смогла бы…

Что? Повести пальцем?

И, даже если ему удастся навсегда от нее избавиться, что об этом скажет верхушка Адмиралтейства армады? Кэвендиш остается их любимицей.

Эспира почувствовал, как опускаются его плечи.

— Очень хорошо, — сказал он, удивляясь хрипотце в собственном голосе. — Сколько?

— Полудюжины должно хватить.

Шесть. Шестеро его лучших бойцов. Если он отправит их на охоту под началом Кэвендиш, может произойти все что угодно. С тем же успехом он мог бы ставить подпись под приказом о казни всех шестерых.

Но в данный момент… Был у него выбор?

Сжав зубы, Эспира медленно кивнул.

— Так с кем же они должны будут расправиться?

Кэвендиш оторвала свою чашку от блюдца и сделала еще глоточек чая, на миг спрятав от Эспиры зловещую улыбку — из тех, какими улыбаются черепа.

Глава 42

КОПЬЕ АЛЬБИОН, ХАББЛ ПЛАТФОРМА, ОКРЕСТНОСТИ ПОСТОЯЛОГО ДВОРА «ЧЕРНАЯ ЛОШАДЬ»

Бриджет издали заметила высоко подвешенную вывеску «Черной лошади» и ощутила, как уходит тревога, — для того лишь, чтобы смениться беспокойством, стоило девушке сообразить, что у постоялого двора творится нечто очень, очень странное.

Вокруг здания колыхалась толпа зевак. Парадная дверь таверны была снесена с петель и лежала на земле поблизости, обращенная в груду деревянных обломков. Рядом стояли люди в форме Гвардии, — а на земле поодаль были выложены в ряд с десяток неподвижных, безмолвных человеческих фигур, накрытые пропитанными кровью простынями.

Бриджет крепко вцепилась в локоть Чудачке и затянула ее за ближайший угол, где их уже не могли увидеть люди, собравшиеся у входа в «Черную лошадь».

— Ой, — удивилась Чудачка. — Я считала, мы с Бриджет возвращаемся на постоялый двор к мастеру. Но вместо этого мы прячемся теперь в темном переулке. Хотелось бы знать, зачем мы это делаем.