Томский грешным делом решил, что Русаков разошелся окончательно и намеревается сжечь Новокузнецкую дотла. Однако комиссар не стал устраивать пожара, а только передал канистры Аршинову, пружинистой походкой направился к краю платформы и прыгнул вниз. Вездеход и Владар поспешили за ним, волоча за собой и передавая друг другу тяжелый мешок с оружием и боеприпасами. Толик подал спустившемуся на рельсы Аршинову канистры и спрыгнул на рельсы последним. Он успел заметить, что Новокузнецкая начала выходить из гипнотического транса, в который погрузил ее грозный комиссар Первой Интернациональной.

В туннеле Томский нагнал Русакова и зашагал рядом. Он никак не мог взять в толк, зачем комиссару бензин, но спрашивать постеснялся. Русаков заговорил первым.

– Никогда не любил эту станцию. Предпочитаю тут не задерживаться. Видал, какой контингент? Бандиты и работорговцы. Кровососы-эксплуататоры. При этом почти у каждого боевое прошлое. Знаешь, сколько здесь народу пропало… Случайно мимо пройдешь – и все, поминай, как звали. Кабы не нужда, я б сюда не сунулся. Так значит, ты тот самый Томский, который у красных паровоз угнал?

– Было дело. А вот этот прапор был за машиниста.

– Уважаю. – Комиссар даже остановился, чтобы пожать Толику и прапорщику руки. – Я сразу понял, что встретил мужественных бойцов. Мои ребята будут рады познакомиться с вами.

Комиссар замолчал, а Томский не стал расспрашивать, что за ребята. В том, что эти ребята – отличные парни, он не сомневался. Название Бригады говорило само за себя. Уж не та ли это группировка единомышленников, которую он всегда искал? Перед глазами встал знаменитый черно-белый портрет товарища Че. Символ революции! Если Русаков избрал Че Гевару своим кумиром, наверняка комиссар и его сподвижники – свои люди. Возможно, как раз они и помогут воплотить в жизнь его дерзкий план. Не станут ссылаться на трезвый расчет и научно обоснованные подходы. Скорее бы встретиться с ними!

* * *

На платформе Новокузнецкой, неподалеку от пустого стола ограбленного торговца оружием стоял человек в длинном плаще и широкополой шляпе. Берзин задумчиво улыбался. На своем веку он переиграл много достойных противников, но таких, как эти, судьба посылала ему в первый раз. Вот уже несколько лет старый разведчик подумывал о том, что пора уйти на покой. Ограничить свое вмешательство в большую политику простым преподаванием диверсионного мастерства в лубянской спецшколе. Теперь он точно знал, когда это произойдет. Только полную победу над Томским и Русаковым можно было считать блестящим венцом своей карьеры. На меньшее Берзин был не согласен.

Искры электродуговой сварки звездопадом сыпались на бетонный пол и гасли, превращаясь в окалину. Сварщик поднял забрало защитной маски. Вытер полотняной рукавицей вспотевший лоб. Воткнул в держатель новый электрод, опустил маску и продолжил вырезать четырехугольник в стальной двери с черной на желтом фоне эмблемой радиации. За дверью начиналась лестница, ведущая к будке вентиляционной шахты на Лубянской площади.

Сварочные работы велись по приказу коменданта Берилага. Отсюда должен был идти навстречу группе Томского отряд из пяти лучших красных диверсантов во главе с Габунией и Лацисом. На отдых и подготовку Чеслав выделил три дня. По идее, они должны были использоваться для усиленного питания и тренировок. Но этим занимались только рядовые бойцы. Парочка отцов-командиров считала себя и без того прекрасно подготовленными к любым испытаниям. Поэтому неразлучные дружки воспользовались передышкой для самых доступных развлечений – пьянства и высокоинтеллектуальной игры в очко. Накануне Мартин и Гиви даже подрались. Кто-то кого-то обвинил в шулерстве и передергивании. В итоге под правым глазом альбиноса появился яркий кровоподтек, а у его чернявого товарища распухли губы.

На стук в дверь первым отреагировал Мартин. Ступая по загаженному окурками и плевками полу босыми ногами, он ударом ноги отшвырнул пустую бутылку и отодвинул засов.

– Товарищ Лацис, все готово! – бодро отрапортовал взводный.

– Да не ори ты так, дурила. – Мартин поморщился и сжал виски ладонями. – Что, готово, мать твою?

– Экипировка и все остальное. Сами же сказали, что сегодня выступаем.

– Выступаем, конечно, выступаем. – Лацис подошел к столу, повертел в руках бутылку с остатками самогона, с сожалением поставил ее на место. – Эй, Гиви! Просыпайся, алкаш!

– Чего? – чмокнул губами сонный Габуния. – Я больше не пью.

– А тебе никто и не наливает. Собирайся. По тебе птеродактили соскучились. Есть просят.

Командиры спецотряда окончательно пришли в себя после того, как несколько раз окунули головы в бочку с водой.

Подчиненные дожидались их на скамейках в станционном зале. Все парни рослые и широкоплечие. На всех костюмы химзащиты, поверх – бронежилеты с множеством накладных карманов, из которых торчат рожки автоматов и ручки гранат. Пара диверсантов предпочли бронежилетам экипировку, изобретенную уже в Метро. Нашитые прямо на костюм химзащиты толстые стальные пластины тоже служили неплохой защитой от пуль и холодного оружия. Снаряжение дополняли каски, снабженные фонарями на аккумуляторных батареях, автоматы с откидными прикладами, штык-ножи и противогазные сумки. Из прочего вооружения прихватили два РПГ-18, известного среди профи как «Муха».

Командир издали заметил Лациса и Габунию.

– Встать! Смир-р-рно!

Парни вскочили со своих мест и выстроились в шеренгу. Все они находились в прекрасной физической форме: не всякому удалось бы сохранить такую прыткость в снаряжении весом не меньше двадцати килограммов.

Мартин и Гиви прошлись вдоль строя. Их собственная экипировка сводилась к двум коротким стволам и любимым, проверенным в деле подручным средствам. Гиви заткнул за ремень свою устрашающего вида заточку-напильник, а Мартин обмотал вокруг рукава защитного комбинезона струну-удавку.

Командир уже разъяснил подчиненным задачу – без конкретики, в общих чертах, поскольку и сам был не в курсе конечной цели. Отряд прошел через бывшую лабораторию к специально подготовленной двери. Как только последний диверсант начал подниматься по стальной лестнице, дверь с лязгом захлопнулась, и сварщик вновь приступил к работе. На этот раз он делал временные, точечные швы. Руководство Дзержинской больше не хотело рисковать, но и бросать на произвол судьбы отряд отборных диверсантов не собиралось.

На первой же площадке Габуния и Лацис отступили в сторону и пропустили группу вперед. Отряд поднимался почти бесшумно, но тут сверху раздался грохот сапог. Взводный подбежал к командирам:

– Тревога! Вам… Вам надо на это посмотреть!

Известие о препятствии в самом начале пути разозлило Габунию. Он грубо оттолкнул взводного. Взбежал на один лестничный пролет и понял, что тревога обоснованна.

Путь наверх преграждало переплетение странных серых нитей или тросов толщиной в человеческий палец. В свете фонариков они подрагивали, как живые, и были покрыты слизью. Когда Гиви протянул к одному из канатов защищенную перчаткой руку, сверху раздался звонкий хлопок. Габуния инстинктивно отпрянул назад, едва не сбив с ног солдат за своей спиной. Хлопнуло опять.