Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Назим продолжал свое дежурство, несмотря на холод. Ле Мара тоже стоял на своем посту немного поодаль. А посередине между ними находился предмет их терпеливого внимания. Назим дрожал и натягивал шляпу все ниже и ниже на брови. Ле Мара выжидал. Взгляд его переходил с одного прохожего на другого, он тщательно следил за обстановкой. Он ждал.
* * *
— Когда начался шторм, капитан Нигль со своей командой оказался в Средиземном море в районе острова Альборан, как он и сказал впоследствии жене, и тут их взорам предстал корабль. Корабль был с виду вполне обычный, и матросы не придали этой встрече особого значения. Чужое судно находилось примерно в лиге от корабля Алана по левому борту; это был трехмачтовый парусник. И мало того: это был корабль Ост-Индской компании.
— Корабль Ост-Индской компании? Так значит, в Средиземном море действительно есть пролив!
— Кто знает? Этот корабль мог там оказаться по любой причине. Дело вовсе не в том, почему он оказался именно там: важно, что он вообще существовал на свете. Видите ли, Алан Нигль узнал этот парусник. Это была «София», хотя на борту ее значилось другое название.
— Значит, ее переименовали, — заметил Ламприер.
— Да, переименовали. И отремонтировали, как писал в своем отчете капитан Нигль. Но самое главное то, что этот корабль в свое время — более двадцати лет назад — объявили погибшим: было сказано, что он затонул вместе со всем грузом. Уже двадцать лет «София» должна была гнить на океанском дне, и тем не менее она как ни в чем не бывало ведет торговлю в портах Средиземного моря.
— Так это мошенничество со страховкой! — воскликнул Ламприер, припоминая слова вдовы и еще более давнее замечание Септимуса.
— Именно к такому заключению пришел и капитан Нигль; только это касалось не самого судна, а груза. Ведь Компания не строит собственных кораблей. Она заключает с верфями арендные договоры, но я опущу подробности, они достаточно сложны. А груз принадлежит непосредственно самой Компании, поэтому она может сразу потребовать страховку; кроме того, упомянутые в описании груза «тысяча рулонов ткани» с легкостью превращаются в «тысячу рулонов шелка», «цветные камни» — в «аметисты», и так далее. Вдобавок и сам корабль может оказаться проданным. Одним словом, весьма выгодное предприятие, как я предполагаю.
— Так вы не уверены в этом?
— Когда той ночью я читал записки Нигля, меня поразило, что прибыль от подобной аферы в действительности куда меньше, чем то, чем рискует Компания, в случае если обман будет разоблачен. В лучшем случае — прибыль в несколько тысяч, а на другой чаше весов — неслыханный скандал. Но Компания превосходно умеет лавировать между риском и выгодой. И я пришел к выводу, что на самом деле им нужен был именно корабль для каких-то своих целей. Иначе как объяснить, что он внезапно оказался там, где увидел его Алан Нигль?
— Но ведь они могли просто купить себе корабль!
— Безусловно, но когда судно просто исчезает без всякой видимой причины, обязательно возникают вопросы. А Компания, очевидно, стремилась избежать этого. Иначе говоря, у них могло быть какое-то тайное предприятие, для которого требовался корабль.
— Какое? — спросил Ламприер.
— Понятия не имею, — ответил Пеппард. — Когда той ночью мне стали ясны истинные намерения капитана Нигля, я понял, что не могу браться за это дело. Это был чистой воды шантаж, слегка завуалированный и приукрашенный, но не перестающий от этого быть шантажом. Мне предлагали стать вымогателем. Аннабель об этом практически ничего не знала. Она верила в байки Алана о китах и до сих пор в них верит. Я твердо решил не вмешиваться в это дело, запечатал бумаги обратно в конверт, как предписывал капитан Нигль, и на следующее утро явился к Аннабель, чтобы сообщить ей о своем отказе.
— Но ведь в конце концов вы же взялись за это дело. — Ламприер с трудом следил за нитью повествования, сбитый с толку переменами настроения Пеппарда.
— Да-да, конечно, взялся. Отказаться было просто невозможно… В общем, это длинная история, но суть в том, что я когда-то был поклонником Аннабель, еще до Нигля, понимаете? И я был влюблен в нее. — Пеппард проглотил комок в горле. — Но Аннабель предпочла капитана. Я знал, что ее выбор принес ей много горя и страданий, о которых она никогда бы не стала говорить мне. И в тот день, когда я пришел к ней с бумагами, мы… — Пеппард отвел взгляд от собеседника. — Нам обоим было совершенно очевидно, что Аннабель ошиблась в своем выборе. Она должна была выйти замуж за меня, а не за Алана Нигля. Ни она, ни я не сказали об этом ни слова, но позднее она написала мне о том, какие чувства испытывала в тот день. Я оказался прав; и сам я испытывал чувства не менее сильные. Мы оба были еще молоды, у нас еще было время. Но она тяжело переживала из-за Алана Нигля. Возможно, именно поэтому я в конце концов и взялся за ее дело. Мы оба прекрасно понимали, на что мы замахнулись. Наверное, нам казалось, что мы должны сделать что-нибудь для Алана. И получилось так, что мы сделали для него все, а сами остались ни с чем и потеряли даже друг друга. Начался процесс, но с первого же дня я понял, что мы обречены. Эти киты… Надо мной все смеялись. Поначалу Компания сопротивлялась вяло. Они стали рассматривать наши побудительные мотивы, которые Компания превращала во все, во что хотела превратить. Аннабель это не заботило. Ей было достаточно того, что процесс начался. Но когда наконец пришло известие о кораблекрушении, я понял, почему Компания тянула время. Они ждали, пока гибель капитана Нигля развяжет им руки. Без его свидетельских показаний процесс превращался в фарс. И тут на меня посыпались обвинения.
— Но в чем же вас обвиняли? — спросил Ламприер.
— Во всем сразу и ни в чем конкретно; обвинение могло оказаться любым: все, что было в данный момент удобно Компании. Содержание обвинений было не так уж важно для них. Вылейте на человека как можно больше грязи — что-нибудь да прилипнет! Я держался до тех пор, пока они не начали впутывать в это дело Аннабель, — она ведь была вдовой служащего Компании, понимаете? И тут я допустил ошибку.
— Подлинные показания Нигля…
— Да, мошенничество со страховкой. Я только хотел как можно скорее покончить с этим делом — и больше ничего. А взамен я предлагал им свое молчание. Но все это был шантаж, у меня не было никаких настоящих доказательств, и они это прекрасно знали. Они разделались со мной в два счета. Просто организовали встречу и спрятали свидетелей. Свидетели записывали каждое мое слово, а когда я высказал все, что хотел, мне преподнесли эту запись. Она была весьма красноречива. Теперь, если бы я хоть раз заикнулся об этом деле, меня бы судили и приговорили к тюремному заключению, если не хуже. Кроме того, от меня потребовали полностью отказаться от адвокатской практики. Ведь я был шантажистом, и каждого, кто согласился бы помочь мне, немедленно поставили бы об этом в известность. Это бесчестье до сих лежит пятном на моей репутации. Я — шантажист. А Алан Нигль для Аннабель остался человеком, который отдал за нее свою жизнь. Она не любила его, но он погиб, и теперь между нами лежал его труп. Мы потеряли все, и даже друг друга.