– Тесните их! – крикнула Илэйн. Сердцеед нетерпеливо загарцевал, зажатый на узкой мощеной улочке среди других коней и пеших женщин, но Илэйн уверенной рукой усмирила своего вороного мерина. Бергитте настояла, чтобы она держалась подальше от военных действий. Настояла! Как будто бы сама Илейн – безмозглое создание! – Да поднажмите же, чтоб вам пусто было!

Но никто из многих сотен человек, сражающихся на широких галереях городских стен – серый камень с белыми прожилками возвышался на пятьдесят футов, – само собой, не обратил на крики Илейн ни малейшего внимания. Маловероятно, что они вообще услышали ее голос. Среди шума, проклятий и воплей, звона стали, разносившихся над широкой улицей, проходившей вдоль стены, под лучами полуденного солнца в удивительно безоблачном небе, сотни людей потели и убивали друг друга мечами, копьями и алебардами. Рукопашная уже охватила двести шагов стены, накатилась на три высокие круглые башни с реющими над ними Белыми Львами Андора и угрожала подобраться к двум другим башням, которые, однако, хвала Свету, пока оставались вне досягаемости. Люди кололи, резали и рубили – никто из тех, кого Илейн могла видеть, не отступал ни на шаг. Арбалетчики в красных куртках на вершинах башен вносили свою лепту в общую бойню, но после выстрела арбалет нужно долго перезаряжать, а стрелков слишком мало, чтобы отразить очередную волну. Они – это все, что осталось от Гвардии. Все остальные были наемниками. За исключением Бергитте.

Здесь, вблизи, благодаря узам, Илэйн легко отыскала своего Стража, – замысловатая золотая коса покачивалась, когда Бергитте подбадривала солдат, указывая луком туда, где требовалось подкрепление. На ней был красный короткий мундир с белым воротом и широкие небесно-голубые штаны, заправленные в сапоги, – она была единственной на стене, на ком не было доспехов. Она настояла, чтобы Илэйн оделась во все серое, дабы не привлекать излишнего внимания и избежать любых попыток похитить ее или убить. Кое у кого из сражавшихся на стене за спиной висели арбалеты и короткие луки, а для тех, кто не находился в первых рядах или еще не вступил в бой, меткий выстрел на пятьдесят шагов не представлял особой сложности. А вот четыре золотых узелка, выдающие ее высокий ранг, на плече самой Бергитте делали ее мишенью для любого зоркого стрелка Аримиллы. Но зато ее не потеряешь в толпе. По крайней мере, она…

У Илэйн перехватило дыхание, когда на Бергитте бросился с мечом жилистый парень в нагруднике и коническом стальном шлеме. Однако золотоволосая женщина хладнокровно уклонилась от выпада – узы донесли лишь азарт битвы, не более того!

Резкий удар луком по голове сбросил нападавшего со стены. Он еще успел вскрикнуть, прежде чем с отвратительным чавканьем ударился о камни мостовой. Это был отнюдь не единственный труп, «украшавши» улицу. Бергитте всегда говорила: «Люди никогда не пойдут за тобой, если не будут знать, что ты готова столкнуться с теми же трудностями и опасностями, что и они сами». Но если она позволит себе так же безрассудно погибнуть…

Илэйн неосознанно всадила пятки в бока Сердцееда, но Каселле придержала коня под уздцы.

– Я не идиотка, Лейтенант Гвардии, – отрезала Илейн ледяным тоном. – Я не собираюсь лезть туда, пока там не станет… безопасно.

Арафелка отдернула руку, и ее лицо в прорезях полированного конического шлема приняло невозмутимое выражение. Внезапно Илэйн стало совестно за свою вспышку – Каселле всего лишь выполняла свою работу. Однако холодная ярость не проходила. Нет, она не станет просить прощения! На нее накатил стыд, когда она осознала всю непоследовательность собственных мыслей. Кровь и проклятый пепел, порой ей хотелось хорошенько выпороть Ранда, наградившего ее малышами. Теперь она и представить не могла, в какую сторону прыгнет ее настроение в следующий миг. А оно еще как прыгало.

– Если так происходит всегда, когда ждешь ребенка, – сказала Авиенда, поправляя темную шаль, наброшенную на плечи, – я вряд ли когда-нибудь решусь на подобное.

Высокая спинка седла немного приподнимала пышную айильскую юбку, так что ее ноги, обтянутые чулками, были видны до самых коленок, однако Авиенду это нисколько не смущало. Когда ее мышастая кобыла стояла смирно, девушка чувствовала себя вполне вольготно. Да и Магиин – Маргаритка на Древнем Наречье – была спокойным, мирным существом с некоторой склонностью к полноте. По счастью, Авиенда слишком плохо разбиралась в лошадях, чтобы это заметить.

Сдавленный смех заставил Илэйн обернуться. Ее двадцать одна телохранительница, облаченные в сверкающие шлемы и латы, отряженные сопровождать ее этим утром, включая Каселле, – все они стояли перед ней с абсолютно невозмутимым видом, пожалуй даже слишком невозмутимым. Они наверняка смеются в душе. Однако четыре женщины из Родни, стоявшие за ними, склонившись друг к другу, зажимали рты руками. Алис, весьма приятная женщина с седыми прядями в волосах, заметив, что Илейн на них смотрит – ну, не просто смотрит, а смотрит сердито, – демонстративно выпучила глаза, что вызвало новый приступ смеха у остальных. Кайден – хорошенькая пухленькая доманийка, смеялась так сильно, что ей пришлось ухватиться за Кумико, чтобы не упасть, хотя полной седой женщине, казалось, самой не мешало бы найти какую-нибудь опору. Илэйн охватило раздражение. Нет, вовсе не из-за смеха – хотя, по правде говоря, отчасти и из-за него. И она вовсе не сердилась на Родню. Ну разве что немножко. Они просто клад.

Этот штурм стен – отнюдь не первая атака Аримиллы за последние недели. На самом деле, атаки участились: теперь они случались по три-четыре раза в день. Враг прекрасно понимал, что у Илэйн не хватает солдат, чтобы удерживать все шесть лиг стены. Чтоб ей сгореть, Илэйн и сама слишком хорошо знала, что не может даже отправить опытных людей для укрепления оборонительных галерей на стенах. А неопытные все испортят. И Аримилле нужно только переправить через стену достаточное количество людей для захвата ворота. Тогда она сможет перенести сражение на улицы города, где получит значительное численное превосходство над Илэйн. Горожане могут встать на ее поддержку – что тоже еще неизвестно, – но это только приведет к массовой резне: подмастерья, конюхи и лавочники будут сражаться с тренированными солдатами и наемниками. Кто бы впоследствии ни занял Львиный Трон – причем, скорее всего, это будет не Илэйн Траканд, – он обагрит его кровью Кэймлина. За исключением тех, кто обороняет ворота и дозорных на башнях, она увела всех своих солдат во Внутренний Город, поближе к Королевскому Дворцу, и разместила людей с подзорными трубами на самых высоких остроконечных башнях дворца. Если дозорный подает сигнал о начале штурма, связанные с ним женщины из Родни создают портал и перемещают солдат в горячую точку. Конечно же, Родня не принимала участия в боях. Илэйн не позволила бы им использовать Силу в качестве оружия, даже если бы они сами предложили.

До сих пор схема работала, правда порой все происходило в самый последний момент. Нижний Кэймлин, находившийся вне стен, представлял собой скопление домов, лавок, постоялых дворов и складов, что позволяло врагу подобраться к крепостному валу незамеченным. Трижды солдатам Илейн приходилось сражаться под внутренней частью стены и отбивать как минимум одну башню. Задачка не из простых. Будь ее воля, она сожгла бы Нижний Кэймлин дотла, чтобы лишить людей Аримиллы прикрытия, однако огонь мог перекинуться на стены и породить сильнейший пожар, от которого не спасет даже весенний ливень. И так каждую ночь в городе случаются поджоги и контролировать их становится все труднее. И кроме того, в тех домах, несмотря на осаду, продолжают жить люди, и Илэйн не хотела остаться в их памяти той, кто лишил их крова и средств к существованию. Нет, раздражало Илэйн то, что идея использовать Родню таким образом не пришла ей в голову раньше. Если бы эта светлая мысль посетила ее вовремя, то не вышло бы никаких сложностей с женщинами Морского Народа, не говоря уже о сделке, согласно которой целая квадратная миля в Андоре переходит в их распоряжение. Свет, целая миля! Ее мать ни за что не отдала бы и дюйма Андора. Да сгореть ей на месте, эта осада даже не оставила времени достойно оплакать мать! И старую няню Лини. Равин убил мать Илэйн, и Лини, должно быть, погибла, пыталась защитить ее. Седовласая, иссушенная годами Лини не отступила бы даже перед Отрекшимся. Вспоминая о Лини, Илэйн словно слышала ее гнусавый голос: «Нельзя засунуть мед обратно в соты, дитя мое». То, что сделано, – уже сделано, и нужно с этим смириться.