Вопреки ее надеждам ей не удалось добраться до Сьюдад Родриго к Рождеству. Отряд достиг предместий Саламанки в первую неделю нового 1812 года. Обоз, сопровождаемый вооруженным отрядом, проследовал к крепости, расположенной в центре города, а Гастон снял две комнаты на постоялом дворе, где они с Габриэль должны были переночевать.

Утром они вновь отправились в дорогу, оставив одну из вьючных лошадей на постоялом дворе вместе с запасами зерна и сена в уплату за продукты питания.

Двенадцатого января они увидели на горизонте очертания крепости Сьюдад Родриго. Габриэль хотела успеть до наступления темноты добраться до ворот крепости, но уже начало смеркаться, и Гастон не желал рисковать, поскольку в темноте часовые могли принять их за испанских партизан и спустить курок. От охватившего ее волнения Габриэль долго не могла уснуть. Они спали, завернувшись каждый в свое одеяло, прижавшись друг к другу, чтобы было теплее. Габриэль не знала, что в эту ночь ее. волнение и мечты о скорой встрече с Николя, возбуждавшие ее, сказывались и на состоянии Гастона, который тоже не мог уснуть. Гастон еле сдерживался, чувствуя, что самообладание покидает его. Ему стоило огромных усилий лежать спокойно и не пытаться поцеловать ее, обнять, ощутить ладонями теплоту ее тела, укрытого одеялом. Такое и раньше накатывало на него, аромат ее кожи, благоухание свежего молодого тела не давали ему покоя по ночам, тогда он вставал и шел за утешением к одной из женщин, сопровождавших обоз. Конечно, они не могли заменить ему ту, которую он любил, и Гастон возвращался на свою постель, физически опустошенный, но не удовлетворенный.

Ему казалась нелепой мысль о том, что они стали хорошими друзьями. Гастона никогда прежде не связывала дружба с женщинами, да и теперь он испытывал к Габриэль чувства более глубокие и сильные, хотя сам себе не хотел до сих пор признаться, что любит ее. Он пытался думать о тех условностях, которые их разделяют, о разнице в их общественном положении, но всегда помнить об этом было крайне сложно, поскольку в течение многих недель во время путешествия они называли друг друга мужем и женой. Однако их разделяло не только происхождение, но и воспитание, образование, жизненный опыт и интересы. Во время этого путешествия все различия как бы стерлись, поскольку перед обоими стояла одна цель — выжить, Габриэль к тому же думала сейчас только о человеке, которого она любила и до которого хотела добраться. Гастон же стремился в первую очередь сдержать данное им обещание — доставить Габриэль целой и невредимой до Сьюдад Родриго, а затем — домой.

Габриэль ворочалась с боку на бок не в силах уснуть. Гастон изнывал от желания, испытывая физические муки. Почему бы ему не попробовать поладить с ней? Она ведь женщина в расцвете сил, и, возможно, ждет от него ласки, ведь она так расположена к нему. И его дерзкая рука скользнула, словно змея, по одеялу, в которое была завернута Габриэль, пока, наконец, не застыла на упругой высокой груди.

— Я тоже не сплю, Габриэль, — хрипло пробормотал он, учащенно дыша.

Казалось, она даже не заметила, что он впервые назвал ее по имени. Его тяжелая рука, опустившаяся внезапно ей на грудь, как будто послужила сигналом к действию, Габриэль резко повернулась, приподнялась и пристально взглянула ему в лицо.

— Ты тоже слышал этот звук? Как будто где-то звякнули чем-то металлическим. На этот раз совсем рядом.

Гастон немедленно насторожился, все мысли о любовных утехах вмиг оставили его. Благоприятный момент был упущен. Скинув с себя одеяло, он приподнялся и прислушался. Сначала он как будто ничего не слышал, кроме шороха ветра в кустарнике и поскрипывания крон могучих деревьев над головой. Но тут он уловил посторонний звук. Знакомый звук для слуха каждого солдата. Так может позвякивать только оружие. Где-то совсем рядом тихо, стараясь не шуметь, в темноте двигалась группа вооруженных людей. Гастон вложил в руки Габриэль один из своих пистолетов, которые всегда держал наготове. Еще в самом начале путешествия он научил ее, как надо обращаться с ними.

— Я пойду посмотрю, что там происходит. Надо убедиться, что те, кто находится сейчас в нескольких ярдах от нас, не идут прямиком сюда.

Гастон исчез за деревьями. Ночь была безлунной, но звездной, поэтому глаз, привыкший к темноте, мог различить очертания предметов. Взобравшись на косогор, Гастон увидел огромную движущуюся массу людей, направлявшуюся к холму, на вершине которого мерцали огни. Гастон догадался, что это был редут — одно из укреплений Сьюдад Родриго. Вооруженные люди не были партизанами. Никакой разношерстности в одежде, никаких крестьянских шапок и нечесанных волос. Перед ним были британские солдаты! Колонна вымуштрованных, привыкших к железной дисциплине воинов в алых мундирах и высоких киверах с плюмажем. Вопреки всем военным обычаям, они нарушили зимнее перемирие уже в начале января, собираясь застигнуть врасплох ничего не подозревавших французов, внезапно напав на них. По-видимому, Веллингтон решил воспользоваться нынешним лютым холодом, сковавшим землю, так как обычной причиной затишья в военных действиях в это время года являлась непролазная грязь. В такой темноте трудно было судить о количестве британцев, посланных на штурм крепости, но, по оценке Гастона, их было несколько сотен. Кипя от гнева и душившей его злости, он вынужден был провожать их взглядом, ничего не предпринимая. Он не мог предупредить часовых у редута. Если он выстрелит из пистолета, его не услышат спои, поскольку он находится слишком далеко от укрепления, и враги заколют его штыком, не тратя пули. Кроме того, необходимо было подумать о Габриэль. Он должен был увести ее подальше отсюда в безопасное место.

Увидев возвращающегося Гастона, Габриэль с облегчением вздохнула. Но как он и опасался, она категорически отказалась возвращаться в Саламанку.

— Я проделала весь этот путь не для того, чтобы кот так повернуться и вновь уехать, не увидев Сьюдад Родриго! Николя находится там. И нас разделяет теперь всего лишь несколько миль. Если я упущу эту возможность встретиться с ним, то вынуждена буду ждать целый год, поскольку до следующей зимы не узнаю его точного местонахождения. Меня не волнует Веллингтон со всеми его британцами. Я доберусь до Николя, чего бы это мне ни стоило.

— Я знал, что вы именно это и скажете, — спокойно отозвался Гастон. — А теперь вам лучше поспать. Мы можем быть уверены, что враги не потревожат нас, их колонна движется совсем в другом направлении. Перед ними поставлена совершенно конкретная боевая задача.

Оба они улеглись и тут же крепко заснули, устав от треволнений этого дня и ночи. На рассвете начался штурм редута. Гастон и Габриэль проснулись и начали собираться; Габриэль, расчесав волосы, заколола их, а Гастон вскипятил воду для кофе на костре и нарезал хлеб. Габриэль замерла, не опуская рук, которыми поправляла волосы, когда послышались звуки далеких выстрелов.

— Будем надеяться, что редут выстоит, — сказала она.

Примерно через двадцать минут шум боя стих, и установилась жуткая тишина. Позавтракав, они затоптали огонь в костре и, сев на лошадей, поскакали через лес к открытому месту, откуда, как на ладони, были видны укрепления, залитые солнечным светом. Гастон посмотрел в свою подзорную трубу и со вздохом передал ее Габриэль. Внезапный штурм редута принес британцам успех. Алые мундиры мелькали у стен укрепления, их колонна, словно цепочка муравьев, входила в ворота, в холодном воздухе над полем боя висел дым от мушкетных выстрелов.