Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Москвичей тревожили низкие потолки в новостройках. Фурцева спешила успокоить горожан:
— Возьмите малометражную квартиру на Юго-Западе. Никто не заметит, что высота потолков 2 метра 70 сантиметров. Мы сами распустили по Москве совершенно ненужные разговоры о том, что для квартир с уменьшенной высотой потолков потребуется особая мебель — пониже. Даже было открыто специальное отделение по продаже мебели для квартир с пониженной высотой. А вот москвичи переехали в эти квартиры, и никто не замечает, что там пониженная высота. Никому это в голову не приходит. Все очень довольны, что предоставлены для каждой семьи отдельные квартиры и присылают благодарности в ЦК партии. Значит, сейчас идет речь о том, чтобы строить малометражные квартиры с хорошей планировкой, с пониженной на 30 сантиметров высотой между этажами. Это даст возможность расселить хорошо, создать хорошие условия для москвичей…
Но Эрнсту Генри хорошие условия только снились… 24 января 1962 года Профком литераторов при издательстве «Советский писатель» обратился в Московское отделение Союза писателей СССР с просьбой «поддержать ходатайство члена нашего Комитета литераторов С. Н. Ростовского о приеме его в жилищно-строительный кооператив „Советский писатель“. Тов. Ростовский остро нуждается в улучшении своих жилищных условий».
Чиновники на слово не верили. Проверили его жилищные условия: комната площадью в 14,5 м2 в коммунальной квартире, где жили шесть человек. Он просил однокомнатную квартиру. В справке помечено: «Ранее собственной площади не имел».
Эрнст Генри 23 января 1962 года пишет очередное заявление:
«Начальнику Управления учета и распределения жилой площади Мосгорисполкома Михаилу Федоровичу Давыдову
В марте-апреле 1958 г., когда Управление по собственной инициативе предоставило мне комнату в коммунальной квартире размером 14,71 кв. м., старший инспектор тов. Калинкин сказал мне, что Моссовет через некоторое время, возможно, сумеет выделить мне однокомнатную квартиру. С того времени прошло четыре года. Могу ли я теперь попросить Управление выделить мне взамен моей комнаты однокомнатную квартиру?
Причины моей просьбы следующие.
Литературная работа на дому требует в моем возрасте тишины, которой нельзя обеспечить в коммунальной квартире — тем более в моей, где атмосфера в высшей степени напряжена непрерывными дрязгами между моими соседями.
Для моей библиотеки и специального архива по международной политике монополий — возможно, единственного по своему типу в Москве, — в моей комнате уже нет достаточного места. Выставлять книги и архив в коридор не разрешают.
Само собой, разумеется, что я готов уплатить требуемую сумму за разницу в метраже. Как литератор я имею право на увеличенную норму жилплощади».
Заместитель начальника Управления учета и распределения жилой площади Мосгорисполкома Игорь Васильевич Пушкарев быстро, 29 января 1962 года, дал ответ: «Заменить имеющуюся у Вас комнату в коммунальной квартире на отдельную однокомнатную квартиру не имеем возможности, так как жилая площадь Управлением выделяется Исполкомам райсоветов для граждан, состоящих на учете как остро нуждающимся, проживающим в подвалах и ветхих домах».
Помочь с жильем в Москве мог один человек — председатель Исполкома Моссовета Владимир Федорович Промыслов. И к нему постоянно обращались с просьбой дать квартиру, дачу или гараж. Поскольку в его кабинет попадали уже только заметные в обществе люди, то Промыслов старался никому не отказывать. Но резолюции на заявлениях ставил разными карандашами, и опытные подчиненные твердо знали, что именно начальник желает: действительно помочь или вежливо замотать вопрос. Однако Эрнст Генри попасть на прием к Промыслову не мог.
А жизнь в коммуналке — не сахар.
Эрнст Генри писал в Правление Союза писателей СССР: «Обращаюсь с просьбой защитить меня как писателя, поддержав мое право на спокойную творческую работу.
Я проживаю в коммунальной квартире № 75 на Проспекте Вернадского, дом 11/19 с апреля 1958 года. В течение семи лет в квартире происходила беспрерывная склока (с вмешательством милиции и судов), в которую меня все время пытались вовлечь. Я, конечно, на это не шел, но жизнь в квартире стала невыносимой.
Я живу в своей комнате один, очень тихо, домашним хозяйством не занимаюсь, кухней для приготовления пищи не пользуюсь (только чтобы вскипятить чай), радиоприемника и телевизора не имею, стирку не устраиваю, своим холодильником с прошлого года во избежание разговоров при расчетах больше не пользуюсь. Никаких требований, кроме просьбы сохранять относительную тишину, никогда не выдвигал.
В конце этого года я переезжаю в отдельную квартиру в новом доме кооператива Союза журналистов, о чем соседям известно. Я сделал все, чтобы оставшиеся месяцы прожить спокойно. Тем не менее мне не дают покоя — и теперь буквально изо дня в день. Происходит самая настоящая, сознательная и методически проводимая травля писателя, заинтересованного только в том, чтобы его не трогали и дали возможность работать.
Я долго пытался не реагировать на провокации, ибо заниматься этим противно, тем более, что месяцев через четыре-пять я так или иначе переезжаю на свою квартиру. Но теперь стало уже невмоготу, работать спокойно физически невозможно. Делается все, чтобы выжить меня еще до переезда на новую квартиру.
Мне 62-й год. Принадлежу к числу реабилитированных. Сидел в тюрьмах и на Западе. Жить осталось не так много. Стыдно, что под конец жизни приходится говорить о таких вещах вместо того, чтобы думать и писать о настоящем.
Прошу оградить меня от этой травли.
12 июня 1965 г.
тел. АВ 0–47–62».
Союз писателей СССР был очень влиятельной организацией. Но чем тут поможешь?
Когда он, наконец, въехал в собственную квартиру, это был счастливый момент. Вообще когда Эрнст Генри вступил в Союз писателей СССР, бытовая часть жизни сильно улучшилась. Участковый инспектор больше не интересовался: а где же вы все-таки работаете? Членский билет Союза уже сам по себе был справкой с места работы.
Теперь Эрнст Генри может ездить в творческие командировки:
«Член Московской организации Союза писателей СССР товарищ Ростовский Семен Николаевич направляется в творческую командировку в гг. Ташкент, Самарканд, Бухару, Хиву с 12 апреля по 5 мая 1964 г.
Тов. Ростовский С. Н. работает над серией очерков о Средней Азии.