Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, чему я был свидетелем в том, что я считаю следующим существованием, вызвало во мне огромное отчаяние и почти непреодолимое чувство малости этого существования. Не внешне, а внутри моего собственного сознания.
Я не мог быть более неправ.
Как я мог позволить себе так соблазниться тем, что может прийти потом, и игнорировать то, что есть здесь и сейчас? Потребовалась жестокая битва, великая победа, великая личная потеря и момент общего ликования, чтобы показать мне мои ошибки.
Для всех нас, кто родился и вырос в Мензоберранзане, путешествие через этот город среди эвендроу было исполнением наших (почти всегда тайных) надежд, видений и сожалений о том, каким мог бы быть Мензоберранзан.
Для меня это также стало завершением личного спора, ответ на который с самого начала казался очевидным - и все же я испытал огромное удовлетворение, увидев, что мои убеждения подтвердились столь драматическим образом.
Это была Ллос. Всегда Ллос.
Не религия ее поклонников - ибо как кто-то может по праву называть это религией, в конце концов, если "божественное существо", за которое вы должны принять себя как вопрос веры, на самом деле является диктаторской угрозой, которая часто вмешивается напрямую и, конечно же, непосредственно назначает жестокие наказания? Поклонение Ллос в Мензоберранзане - это не вопрос веры, едва ли! Это даже не послушание, не выражение заслуженного уважения, благодарности или чего-то подобного. Нет, это слепое послушание, причем послушание, проистекающее либо из жажды власти - как у многих правящих матерей, - либо из простого, логичного ужаса перед почти всеми остальными.
Я буду качать головой, пока всё не прояснится, пока я каким-то образом не пойму это представление о страхе как о великой мотивации.
Но я также должен изучить свои собственные мысли и чувства относительно Каллиды, и это самое насущное.
И я должен признать свою глупость, позволив красоте трансцендентности почти украсть у меня так много. Ибо если путешествие из этой жизни в следующую - это то, во что я теперь верю, то да, если бы я оставался в том высшем состоянии, вне этого смертного тела, мертвый для этой жизни и живой в следующей, я бы узнал о Каллиде и обо всех других городах и кланах дроу, которые, по словам эвендроу, существуют по всему поверхностному миру Фаэруна. Я познал бы их в этом единстве, в этом полном и прекрасном понимании.
Но почувствовал бы я их? Почувствовал бы я Каллиду с теми живыми ощущениями, которые переполняли меня там, на ледяном уступе, когда я впервые взглянул на город? Обнял бы я Кэтти-бри для поддержки и поцеловал бы ее так сильно за то, что она привела меня в это место? Разве умножилась бы моя радость от выражения ее лица, когда она поделилась бы со мной этим открытием, сделанным ею и другими? Или моя радость умножилась бы при виде улыбки Джарлакса, кивка Закнафейна и даже сияния, которое так явственно исходило от Артемиса Энтрери?
Или выражение лица Джарлакса, когда он, наконец, нашел то, на что потратил большую часть своей жизни? Мы многое разделили на том высоком уступе, когда он со знанием дела кивнул мне.
Разве умножилась бы моя радость от возвышенного спокойствия Киммуриэля, который наконец-то обрел ту меру ценности и заботы, о существовании которой раньше мог только мечтать?
Или рыдания Громфа (хотя он хорошо старался их скрыть), великого и могущественного архимага, наконец-то смирившегося и признавшего свои чувства, переполненного, чему он никогда прежде не позволял, чем-то неподвластным ему, чем-то, что принесло ему такую радость, не по его вине?
Как бы много ни значил для меня вид Каллиды - а я не могу преуменьшить важность осознания того места и тех событий, - разделить этот момент с остальными, впитывая их бесчисленные выражения и эмоции, принимая их как свои собственные и отдавая им свои, это сделало его еще более чудесным.
В этом и заключается суть трансцендентности. Это страх потерять что-то, если действительно нет индивидуальности. Но этого я еще не могу знать, этот страх я еще не могу отбросить. Но пусть будет так.
Теперь, наконец, я понимаю.
Я нахожусь в этом моменте моего путешествия, в этом формирующемся слове моей истории.
Настоящее не будет пленником прошлого.
Настоящее не будет слугой будущего.
Под тяжестью всего этого важно путешествие, момент, формирующееся слово.
Когда я гулял по улицам Каллиды, разговаривал с эвендроу, контраст с Мензоберранзаном не мог быть более разительным. Это был ответ, по крайней мере для меня и для Джарлакса, а скорее всего, и для других спутников из Мензоберранзана, хотя я не знаю, задумывались ли когда-нибудь над этим вопросом Закнафейн, Киммуриэль, Даб'ней или, конечно, Громф: было ли что-то во мне, во всех дроу, изъян в нашей природе, предопределенность, проклятая судьба, все те пороки нашей культуры, за которые другие культуры Фаэруна возлагают вину и упреки?
Конечно, я никогда не испытывал подобных внутренних побуждений, демонов или желания причинить вред. Как, я уверен, и мои сестры - по крайней мере, две - или мой отец. Я не видел такой природной злобы ни в Джарлаксе, ни даже в Киммуриэле, хотя он часто пугал меня.
Но все же, даже зная это, мне было трудно полностью отказаться от мнения, которое народы других земель, рас и культур высказывали о дроу, обо мне. Кэтти-бри как-то сказала мне, что, возможно, меня больше сдерживает то, как я вижу других людей, чем то, как эти другие люди видят меня, и в этом небольшом смысловом повороте есть своя правда. Но правда была глубже, она лежала в основе того, кем на самом деле был Дзирт До'Урден, или, что более важно, того, кем я боялся быть или стать.
Ожидания других - это часто непосильный груз.
Но теперь у меня есть ответ. Теперь у всех нас есть ответ, даже у тех спутников, которые, возможно, никогда напрямую не задавали этот вопрос.
Мы, дроу, не ущербны. Мы не хуже других. Мы не злокачественны ни по каким меркам природы. Честно говоря, я не знаю, как высоко по лестнице злодеяний
