– Какую руку? Зачем?

– Левую или правую. Выбирай сама.

– Знаешь что, я не раздаю свои руки во временное пользование!

Ну их, этих колдунов, действительно!

Я собиралась повернуться и зашагать прочь, но взгляд надёжно удерживал на месте. Ноги не слушались.

Ух-х-х, как я этого не люблю! Проще дать ему руку. Почему Численный не всегда может распоряжаться своим временем и желаниями? Почему мы вынуждены идти на поводу?.. Надо присоединяться к борцам за права. Или найти в себе силы Силы и повысить голос на колдуна так же, как тот – на дядьку со смешным галстуком.

– Да я быстро. К тому же возвращу в целости и сохранности.

Мне безумно желалось, чтоб Дубинин вернулся (нечистик с ним, с Лазарем!) и внял голосу разума, который в данный момент я представляю. Резко протянула руку Храбру в надежде, что он перестанет терзать меня взглядом.

– Левая. Хороший выбор.

Вообще-то я считаю себя правшой. Но многое делаю левой рукой не хуже, чем правой. Когда-то давно, ещё в школе, Дубинин поспорил с одноклассником, что легко можно научиться одинаково владеть обеими руками. Антагонист утверждал, что главная рука – одна. Вторая же ни при каких тренировках не сможет достичь её уровня. Милорад спор выиграл. Ибо через определённое время он насобачился всё делать левой рукой. Кроме того, он всегда восхищался самым знаменитым гением всех времён и народов. Потому, в подражание, научился писать одновременно двумя руками. Один и тот же текст. На разные, как гения, Дубинина не хватило. И даже освоил зеркальное письмо. Я в такие дебри не полезла. Но, поддавшись на подзуживания братца, довела левую руку до некоторого совершенства. Оттого иногда хватаю ручку или нож левой рукой и подаю её вместо правой.

– Ага. Тоже так считаю. Можешь объяснить, что ты делаешь?

Храбр в этот момент внимательно разглядывал мою ладонь.

– Кое-что проверяю. Нам тут на днях рассказывали, как по руке определить, есть ли на человеке заклятие.

Я бы спросила, почему Сивогривов не на Острове, но меня больше волновало, чтобы Дубинин не успел никуда деться. Руку мне Забытый вернул и вправду довольно скоро и, не попрощавшись, я направилась туда, где ранее видела Лазаря. Сейчас я никого не могла отыскать в толпе. Народу возле главного корпуса собралось! Чего бы им по кабинетам не разбрестись?

– Добряна, – снова окликнул меня кто-то, и тут же обнаружилось, что я проскочила мимо Любавы, разговаривавшей с Милорадом.

Славненько. Никуда не исчез.

Пока не исчез.

Изыскания для Дубинина многое значат. С него станется за них погибнуть.

Не желаю об этом думать!

– Ты мне нужен, – сказала я. – До зарезу.

– До чьего зарезу?

– До твоего, Дубинин, если понадобится.

– Я ещё с Лазарем не поговорил.

– Плевать! Милорад, отойдём в сторонку.

– Ты не видишь? Я занят!

Дубинин повышает на меня голос в случаях крайнего душевного напряжения.

– У вас всё в порядке? – растерянно пролепетала Любава.

– Добряна, – выросла возле меня Надёжа, – ты почему здесь? У нас испытания уже начались. Пойдём скорее. Нельзя опаздывать.

– Вот это верно, – кивнул Милорад. – А мне тоже срочно…

Он схватил меня под локоть, повёл к лестнице и зашипел на ухо:

– Не надо здесь сцен устраивать. Всё будет хорошо.

– Это не твоя фраза, – так же по-змеиному ответила я, – и вообще всё хорошо никогда не бывает. Никуда не уйдёшь. Я к вам ночевать приду.

Дубинин помолчал, пока мы протискивались в двери (всем внезапно срочно понадобилось туда же), потом продолжил:

– Да не сегодня ночью. Сегодня я работаю.

– А, ну мне сразу легче стало, – съязвила я. – То есть ты собираешься к следующей смене вернуться. Сколько уже нет вашего друга? Две седмицы?

– Три.

Мы прошли мимо колонн и опять услышали испуганную Любаву. Уже успели про неё позабыть. Я-то точно.

– Почему вы ругаетесь?

– Да мы не ругаемся, – Милорад остановился и попробовал улыбнуться. – Я тут рассказываю Добряне… К слову, Вьюжина, мне на днях Ягода написала. Поинтересовалась, как у тебя дела.

– Поторопись, – потянула меня в сторону Надёжа.

– Передавай привет Ягоде. Мои дела неизменны. Ты же понимаешь, о чём я. И, к слову, может, ты сперва получишь подарок от своей заокеанской подруги? А потом пустишься в дорогу. Это ведь тоже игры. На выживание. Ты понимаешь, о чём я.

Ещё не один раз бы повторила последнюю фразу, но уже позволила увлечь себя к лестнице на второй этаж. Если не сегодня ночью, значит, время есть. А вот испытание прямо сейчас.

Не такая уж плохая идея – ночевать в 1003.

Нехорошо мне стало ещё во время сдачи накопленных знаний преподавателю. Закружилась голова. Яркие белые звёздочки завертелись перед глазами. Я опять списала всё на нервотрёпку. И недосыпание. Сдала на отлично. Возможно, преподаватель милостив оказался. А может, в самом деле что-то знаю. Возвращаясь домой, чуть не свалилась на пешеходном переходе. Накатили тошнота и страх. Вспомнился утренний взгляд Лучезары.

– Ты что-то сделала со мной? Сознавайся? – едва войдя в комнату, я начала шуметь.

– Что ты чувствуешь? – подскочила ведьма.

Итак, подозрения не беспочвенны.

– А что я, по-твоему, должна чувствовать? То же, что и в прошлый раз. Малость помягче только. Дрянно мне, Верещагина. Что ты натворила?

– Да ты радоваться должна, – всплеснула руками Лучезара. – Может, сейчас всё наладится. Ничего не бойся. Я попробовала одно из непроверенных заклинаний. Но не на тебе, а на джинсах. Чтоб не навредить. Наши совместные с Ягодой усилия всегда работали много сильней, чем раздельные. Правда, раньше общая волшба вообще влияла по-другому… сейчас не те времена, но…

Увидев моё перекошенное лицо, Чародейка начала отступать в глубь комнаты.

– У-би-рай-ся, – раздельно, чеканя каждый слог, процедила я, надвигаясь на неё. – Прямо сейчас.

Потом остановилась, стянула джинсы, не желая больше участвовать в колдовских опытах, и резюмировала свои, разбегающиеся от тошноты и волнения, мысли:

– Я сейчас иду на кухню готовить себе травяной чай. Да к нечисти чай! Кофе буду готовить. Когда вернусь, чтобы тобой здесь и не пахло.

– Добряна, – захныкала Лучезара и принялась мямлить.

Я не слушала. Переоделась, взяла чайник и вышла. Но ведьма отвела глаза и поволоклась за мной, продолжая негромко оправдываться и уговаривая верить ей. Она поминутно всхлипывала, чем раздражала не на шутку. Я сердито гремела посудой и даже почувствовала себя совсем хорошо. На кухне мы были одни. Это и ушедшая дурнота сподвигли разговаривать в полный голос, но тут произошло событие, заставившее одеревенеть.