– Если ты будешь со мной. Пожалуйста… если ты будешь со мной.

– Буду.

– Тогда пошли. Я хочу выбраться отсюда. – По-прежнему прижимаясь к нему, она содрогнулась всем телом. – Кажется, никогда в жизни я ничего так не хотела.

Ларри нащупал ее лицо и поцеловал – в нос, в каждый глаз, в губы.

– Спасибо тебе, – пробормотал он, не имея ни малейшего понятия, что означают его слова. – Спасибо тебе. Спасибо тебе.

– Спасибо тебе, – ответила Рита. – Ох, милый мой Ларри. Ты не оставишь меня, да?

– Нет, – ответил он. – Не оставлю. Просто скажи мне, когда ты сможешь идти, Рита, и мы пойдем.

И когда она почувствовала, что может, они пошли.

* * *

Они перебрались через тела, обнимая друг друга за шею, как пьяные друзья, возвращающиеся домой из близлежащей таверны. Преодолев это препятствие, вскоре наткнулись на какую-то баррикаду. Увидеть ее не могли, но на ощупь Рита предположила, что это кровать, поставленная на торец. На пару они смогли перевалить ее через перила. Внизу кровать упала на какой-то автомобиль, издав такой грохот – еще и отразившийся эхом, – что они подпрыгнули и крепко обнялись. За кроватью лежали три распростертых тела, и Ларри догадался, что это те самые солдаты, которые расстреляли еврейскую семью. Они перебрались через них и пошли дальше, держась за руки.

Какое-то время спустя Рита остановилась.

– Что такое? – спросил Ларри. – Ты на что-то наткнулась?

– Нет. Я могу видеть, Ларри! Там конец тоннеля!

Он моргнул и понял, что тоже может видеть. Но свет был очень тусклым, поэтому Ларри не замечал, что вокруг уже не кромешная тьма, пока Рита не сказала об этом. Теперь он разглядел слабый блеск кафельных плиток, бледный овал лица Риты, а слева от себя – мертвую реку автомобилей.

– Пошли! – ликующе воскликнул он.

Через шестьдесят шагов они вновь наткнулись на трупы (все солдаты), лежащие на пешеходной дорожке. Переступили через них.

– Почему они закрыли только Нью-Йорк? – спросила Рита. – Если только… Ларри, может, это случилось только в Нью-Йорке?

– Я так не думаю, – ответил он, но почувствовал, как в душе вспыхнула абсурдная надежда.

Они зашагали быстрее. Выезд из тоннеля приближался. Его блокировали два огромных армейских транспортных грузовика, стоявших капотами друг к другу. Грузовики отсекали немалую часть дневного света. Если бы не они, свет проникал бы в тоннель гораздо глубже. Трупы лежали и там, где пешеходная дорожка спускалась к выезду из тоннеля. Они протиснулись между грузовиками, забравшись на сдвинутые вплотную передние бамперы. Рита не стала заглядывать в кабину, но Ларри заглянул. Увидел почти собранный пулемет на треноге, коробки с патронами и канистры, как он догадался, со слезоточивым газом. Плюс еще троих мертвых солдат.

Когда они выходили наружу, смоченный дождем ветер прижался к ним, и только ради его восхитительно свежего запаха уже стоило преодолеть выпавшие на их долю трудности. Ларри так и сказал Рите, а она кивнула и на мгновение положила голову ему на плечо.

– По второму разу я бы не прошла через все это и за миллион долларов.

– Через несколько лет ты будешь использовать деньги вместо туалетной бумаги, – ответил он. – Пожалуйста, передай зелененькие.

– Но ты уверен…

– Что это случилось не только в Нью-Йорке? Смотри сама.

Рита посмотрела.

Пустые кабинки кассиров, собиравших плату за проезд через тоннель. В одной выбиты все стекла. За кабинками на всех полосах движения, уходящих на запад, насколько хватало глаз, – ни единого автомобиля. Зато все полосы движения в противоположном направлении, по которым автомобили попадали через тоннель в город, забиты под завязку. И груда человеческих тел на разделительной полосе, и морские чайки, эти тела разглядывающие.

– Боже ты мой, – прошептала Рита.

– Множество людей пыталось вернуться в Нью-Йорк. Их было не меньше, чем тех, кто хотел уехать из города. Не понимаю, почему они решили блокировать тоннель на въезд со стороны Нью-Джерси. Вероятно, они и сами не знали почему. Просто кого-то осенило, захотелось выслужиться…

Но Рита уже сидела на асфальте и плакала.

– Не плачь. – Он опустился рядом с ней на колени. Свежесть тоннельных впечатлений не позволяла ему сердиться на нее. – Все хорошо, Рита.

– Что? – всхлипнула она. – Что? Скажи мне, что хорошо?

– Мы выбрались из тоннеля, это уже что-то. И потом – свежий воздух. Если на то пошло, в Нью-Джерси никогда еще так хорошо не пахло.

Этим он заслужил слабую улыбку. Ларри осмотрел царапины на щеке и виске Риты, оставленные осколками кафеля.

– Мы должны зайти в аптеку и промыть их перекисью водорода. Идти можешь?

– Да. – В ее глазах читалась такая безмерная благодарность, что Ларри стало не по себе. – И я найду себе новую обувь. Какие-нибудь кроссовки. Я буду делать все, что ты мне скажешь, Ларри. Я этого хочу.

– Я накричал на тебя, потому что нервничал, – произнес он ровным голосом. Откинул волосы Риты назад. Поцеловал одну царапину над правым глазом. И добавил: – Я не такой уж плохой парень.

– Только не покидай меня.

Он помог ей подняться и обнял за талию. Потом они медленно пошли к кабинкам кассиров, миновали их и оставили Нью-Йорк за спиной, на другом берегу реки.

В самом центре Оганквита находился небольшой парк с пушкой времен Гражданской войны и военным мемориалом. Туда и пришла Фрэнни Голдсмит после смерти Гаса Динсмора, села рядом с прудом для уток, бросала камешки и наблюдала, как круги расходятся по стоячей воде, добираются до листьев кувшинок у краев пруда и распадаются.

Позавчера она отвела Гаса в дом Хэнсона, расположенный чуть дальше по берегу, опасаясь, что дальнейшая отсрочка приведет к тому, что Гас не сможет ходить и его «последнее уединение» (такой неприятный, но уместный эвфемизм использовали ее родители) пройдет в жаркой маленькой сторожке возле автостоянки городского пляжа.

Она думала, что Га с умрет в ту ночь. Температура у него зашкаливала, он бредил, дважды сваливался с кровати и даже ходил по спальне мистера Хэнсона, сшибая вещи, падая на колени, снова поднимаясь. Обращался к людям, которых рядом не было, что-то им отвечал, наблюдал за ними, реагируя на их действия. На его лице отражались самые разные эмоции, от отвращения до радости, и в какой-то момент Фрэнни начало казаться, что невидимые собеседники Гаса существуют на самом деле, тогда как она – призрак. Она умоляла Гаса лечь в постель, но для Гаса Фрэнни как бы не было. Ей приходилось отступать с его пути, иначе он просто сбил бы ее с ног и прошел прямо по ней.

Наконец он упал на кровать и лишился чувств, жадно и тяжело хватая воздух. Фрэн предположила, что это – предсмертная кома. Но наутро, когда она заглянула к нему, Гас сидел на кровати и читал вестерн, который нашел на одной из полок. Поблагодарил Фрэнни за заботу и выразил надежду, что прошлым вечером не обидел ее ни словом, ни делом.