— Я отдал все, — сказал он. — Не заставляйте меня продолжать. И, прошу вас, разрешите мне остаться здесь.

На лицо Жанны снова вернулась улыбка.

— Разве это речи мужчины, который водил своих солдат на Анкр? Несколько недель вдали от передовой, вдали от опасностей. Вам это по силам.

— Не в опасностях дело. В усилиях. Мне сейчас непереносимо даже думать о них.

— Я понимаю. — Жанна накрыла его ладонь своей. — Понимаю. Но вы должны найти в себе силы. Я постелила вам, потому что предполагала, что вы, возможно, захотите остаться. Утром я вас разбужу. Пойдемте.

Стивен неохотно последовал за ней к двери. Он знал, что завтра ему придется вернуться на фронт.

Штурм Мессинского хребта планировался долго и дотошно. Ветеранам прошлого июля не хотелось тратить доверенные им человеческие жизни впустую.

— У меня для вас хорошие новости, — сказал Грей, когда Стивен явился к нему доложить о своем возвращении. — До вступления в новую должность вы еще успеете организовать большой рейд во вражеские траншеи. Это часть новой осмотрительной тактики, требующей досконального изучения врага. Разведка боем.

Губы Грея подрагивали в улыбке, которую он пытался, безуспешно, впрочем, скрыть.

— Понимаю, — сказал Стивен. — И сильно изменится общая стратегия, если мы выясним, что перед нами стоит не сорок второй полк, а сорок четвертый?

— Сомневаюсь, — ответил Грей. — Однако мне приказано внести посильный вклад в производимый по всей линии фронта сбор разведданных. Вашу роту выводят на этой неделе из резерва, верно? Такой фронтовик, как вы, может этому только радоваться.

— Спасибо, сэр.

Грей рассмеялся:

— Ладно, Рейсфорд. Успокойтесь. На самом деле мне нужно, чтобы вы возглавили атаку на канал, лежащий слева от нас. Нам необходимо закрепиться на нем. Это мелкая операция. Выступите на рассвете вместе со всем батальоном. Позже, уже днем, мы получим поддержку наших друзей из Черной страны[17]. Ну что, это вас больше устроит?

— Лучше умереть так, чем при разглядывании кокард противника.

— Молодец, Рейсфорд. Держитесь! Я знаю, вы справитесь.

— А как удается держаться вам, сэр?

Грей усмехнулся:

— Шотландская кровь помогает. Мы с ней еще только начали.

Солдаты в очередной раз отправились на передовую по длинному ходу сообщения, который привел их к грязной, помеченной мешками с песком прорези в земле. Если не считать рейдов и дозоров, в атаку они не ходили вот уже девять месяцев и потому нервничали, а те, кому было приказано сколотить штурмовые лесенки, даже переругивались. Все утро в траншее скрежетали ножовки, стучали молотки и под передним бруствером выстраивались через равные промежутки готовые лесенки. У Стивена создалось впечатление, что, несмотря на все их мрачные предчувствия касательно большого наступления в Бельгии, столь дорогого, если верить слухам, сердцу фельдмаршала Хейга, солдаты почему-то думали, что самим им не придется выходить под ураганный огонь артиллерии.

Отработав смену под землей и поднявшись наверх, Джек Файрбрейс увидел приготовления к атаке, и к нему вернулись воспоминания, от которых он, как ему казалось, сумел избавиться. Джек вспомнил, как молился в то летнее утро за бойцов, вылезавших из окопов, как верил, что они вернутся живыми. Сейчас у него таких молитв не нашлось.

Он ушел в вырытую близ входа в глубокую шахту большую землянку, в которой спал вместе с товарищами, заварил чай, выпил его в компании Эванса и вытащил альбом для зарисовок. Портреты Шоу после его смерти в альбоме не появлялись. Теперь Джек пристрастился рисовать Стивена. С того дня, когда тот повалился, восстав из мертвых, ему на руки, Джек питал к этому офицеру особый интерес. И теперь рисовал его крупную темноволосую голову в разных ракурсах и с разными выражениями лица: с изумленно открытыми или решительно прищуренными большими глазами; с улыбкой, появлявшейся на губах, когда он выводил из себя командира Джека — капитана Уира; с лицом пустым и отрешенным, точно ему изменила память, — Джек запомнил его таким в утро, когда заснул на посту и потом явился к Стивену с рапортом. Лицо Джона он помнил не настолько хорошо, чтобы рисовать его.

Ожидание атаки было недолгим, но оттого не менее тягостным. Стивен поговорил с командирами взводов, которым предстояло первыми подняться по лесенкам в ожидавший их за бруствером непредсказуемый мир.

— Главное — не колебаться, — сказал он. — Того, что вас ждет, отменить нельзя, но, замешкавшись, вы поставите под угрозу жизни других.

Он увидел, как Эллис облизал губы. На бледном лбу лейтенанта выступил пот. Начался артиллерийский обстрел, с потолка землянки посыпалась земля.

Говорил Стивен со спокойствием бывалого человека, но самому ему проку от этого было мало. Конечно, он уже прошел однажды через все, им предстоявшее, однако никаких гарантий того, что он еще раз справится, это не давало. Когда настанет страшный миг, ему снова придется заглянуть в самую глубину своей души, а он боялся, что там многое изменилось.

Обстрел продолжался всего лишь сутки. Пушки были с научной, как уверяли артиллеристы, точностью нацелены на объекты противника, выявленные с помощью воздушной разведки. Не будет больше неперерезанной проволоки, неповрежденных бетонных дотов, неторопливо поливающих смертью развороченные поля.

Около полуночи в землянку Стивена пришел Уир. Глаза у него были дикими, волосы всклокоченными. Стивену его вид не понравился. Ему нисколько не хотелось заразиться настроением Уира. Не хотелось вдыхать чужой страх.

— Этот шум, — сказал Уир. — Я не могу его больше переносить.

— Вы это уже два года повторяете, — резко ответил Стивен. — А на самом деле никто во всей британской армии не умеет лучше вас приноравливаться к любым обстоятельствам.

Уир выложил на стол пачку сигарет, с надеждой обвел землянку взглядом. Стивен неохотно подтолкнул к нему бутылку.

— Когда начинаете? — спросил Уир.

— Как обычно. Все будет хорошо.

— Мне тревожно за вас, Стивен. У меня дурные предчувствия.

— Я не хочу ничего о них слышать.

— Вы были мне таким чудесным другом, Стивен. Никогда не забуду, как мы лежали в воронке, и вы разговаривали со мной, и…

— Забудете как миленький. А теперь помолчите.

Уира трясло.

— Вы не понимаете. Я хочу поблагодарить вас. Просто я чую какую-то беду. Помните, когда вы в последний раз раскладывали карты…

— Я их подтасовал. Смухлевал. Карты ничего не значат.

Разговор становился для Стивена невыносимым.