Зато Чилига тут же радостно закивал:

– Будь по-твоему! Главное – дело сделать, верно, Охотник?

Не скажи он этого, Алеша промолчал бы.

– Верно, – незаметно отставив ногу, он задал прибереженный до времени вопрос: – Скажи-ка, а дела свои с трактирщиком Гордеем ты все сделал?

Купец непонимающе захлопал глазами.

– Ты о чем это, помилуй?

– Ты нам с воеводой сегодня сказал, что к трактирщику заезжал. Мол, он тебе заказ делал, а ты ему товар привез. Так?

– Так, – озадаченность на лице Чилиги читалась явно, глаза забегали, но при чем тут корчмарь, прохиндей взять в толк не мог.

– Тогда объясни-ка мне, – раздельно произнес Алеша, – отчего Гордей Нилыч, всеми уважаемый человек, утверждает, что тебя аж два года не видел? Ужель врет?

Купец вскинул обе руки вверх, схватился за голову.

– Путаница тут какая-то выходит, – затараторил он. – Не пойму я, к чему ты ведешь, на что намекаешь…

– Так я поясню, – улыбнулся Алеша, все так же незаметно отводя в сторону левую полу плаща. – Там же, у воеводы в горнице, ты сказал, что про разбойников от Гордея услышал. Если же ты к нему не заезжал – кто тебе про нападение сказал? Уж не дружок ли твой в зеленом кафтане, золотом шитом?

Купец снова заморгал, замер. Замерла и Несмеяна, пристально вглядываясь в окаменевшее лицо Чилиги и ожидая объяснений. Но ответить Бурбело не успел.

Раскатистое, полное звериного бешенства рычание вздернуло китежанина на ноги. Кто сейчас выскочит со стороны берега, Алеша понял, еще не видя противника и не слыша отчаянного беззвучного крика Буланыша.

«Зверь! Пахнет зверем!»

Люди Чилиги озираются и крича бросаются в разные стороны, испуганно ржут тригорские кони, а из-за сгрудившихся шалашей выныривает рослая темная фигура и в свете костра предстает во всей красе. Так и есть – волколак, серо-седой, одноглазый и какой здоровенный! Ростом никак не ниже давешнего чудина, а грудь и плечи – и поболе будут. Доспеха нет, как и почти обязательной для этих тварей маски, только широкий боевой пояс – наспех собирался, что ли? Да какая разница, клыки все равно при нем, как и короткие толстые когти на мощных лапах.

Времени волколак даром не теряет, первым же жестким и резким ударом опрокинув не успевшую даже обернуться Несмеяну. Поленица отлетает в сторону, сбив по дороге голосящего Бежана, и кому из них больше досталось – не понять. На воеводе доспехи, удар лапы, пусть и когтистой, ей не так страшен, а вот Бежан-то в одежке чародейской, защиты нет никакой. Не задавила бы его Несмеяна ненароком!

– Ой, – вопит Чилига. – Ой-ей-ей…

«Зверь! Хозяин, зверь! Берегись!»

– Чего беречься, тут он уже! – успевает ответить Алеша.

Разом спавший с лица купчина зайцем сигает куда-то за шалаши. Взмокшие от ужаса дружинные кони с храпом срываются с места и исчезают в темноте. Несмеяна уже на ногах и с мечом в руке, а зверюга, хрипя, рыча и завывая, вдруг прыгает в сторону, в несколько длинных скачков подлетает к соседнему костру и подхватывает кем-то оброненную секиру с затейливо изогнутым лезвием. Быстро сообразил гад, что зубами да когтями таких врагов не одолеть! Оскалившаяся морда покрыта хлопьями пены – так и есть, бешеный! Видать, при давешнем шамане болтался, а как на воеводу шли, заперли его где-то. Сторожились, вот и не взяли с собой, он же дурной – как в раж войдет, своих же резать примется…

Мысль запоздалая и ненужная, а схватка теперь неизбежна. Чилигины мо́лодцы улепетывают вслед за хозяином; ошалевший, но, кажись, невредимый Бежан шарахается в другую сторону, и только его и видали. Кто во тьме, не понять, а здесь, у пригасшего огня, их трое осталось. Они с Несмеяной – и мчащийся на них зверь, в лапищах которого внушительная секира кажется небольшим топориком. Спереди у бешеного волколака шерсти поменьше, и на бугрящихся мышцах видны полосы боевых шрамов, одна глазница темнеет провалом – видать, выбили давно, а левое ухо срезано почти под корень… Красавец, одним словом.

– Ишь разбежался!

Резкий удар ногой по костру – и в морду и грудь оборотня отправляется целая россыпь углей вместе с еще оставшимся на них мясом. Яркие огоньки вцепляются в спутанную шерсть, бьют по оскаленной морде, рассыпают рыжие искры… Жаль, в последний глаз тебе, уроду, не попало!

«Мы бежим! Они поумнели!»

Опомнились, умники – услышали шум-гам, спешат на помощь, только спуск крутой и длинный… Пока еще доберутся!

Волколак отшатывается, огонь ему не нравится, но, чтобы тварь испугать и тем паче – заставить отступить, угольев мало. Оборотень взрыкивает что-то почти членораздельное и прыгает вперед, прямо на Алешу, еще в прыжке занося секиру для страшного косого удара. Позволить себя разрубить от плеча до бедра? Нет, это не по-нашему!.. А если вот так, косматый? Скользнуть в сторону, подальше от смертоносного лезвия, рухнуть на бок и тут же с силой выбросить вперед ноги: н-на, получай!

Получает волколак богатырский удар по лапам, причем в самый миг приземления. Подножка вышла на загляденье – не успевшая утвердиться на земле тварь кубарем катится вперед, точнехонько в соседний костер. Вышло быстро, даже очень, но воевода не сплоховала, успела-таки достать пролетевшую мимо лохматую спину. Не смертельно, но хоть что-то!

Волколак падает в огонь, разбросав уголья и дрова, но тут же вскакивает. Место схватки обдает смрадом паленой шерсти, а оборотень яростно воет и вертит башкой – не может выбрать, кого рвать первым. Несмеяна ближе.

– Эй ты, паленый! – во все горло кричит Охотник, бросаясь вперед. – Сюда давай!

Подскочив сбоку, китежанин достает-таки тварь кончиком меча по бедру: был у тебя, волк, выбор, и нету!

Зверь, не глядя, машет секирой назад. Охотник рискует встретить удар мечом, и Звездный клинок держит, только искры брызжут. Но соображает вражина, не чета великану, быстро. Да и с оружием обращаться умеет. Цепляет меч лезвием секиры, тут же пытается его выдернуть из богатырских рук. Теперь сила противостоит силе. Напрягшись, все-таки здоров волчара, Алеша удерживает меч, не пытаясь его освободить, хотя и может.

Сцепки в поединках – вещь редкая, если только один из противников не хочет добиться своего. Стоять лицом к морде тошно – и вонь из пасти, и вид тот еще, но так получается отвлечь волколачье внимание. Оборотень рычит, брызгая слюной, пытается надавить еще сильнее… Человеку б точно не поздоровилось, но богатырь не слабей опившейся зелий твари.

– Порычи у меня! – скалится Алеша. А от обрыва приближается, нарастает долгожданный топот копыт. – С-сукин сын…

«Сукин сын» в ответ ярится, морщит нос, обнажая клычищи. Он не слышит. И по сторонам, а тем паче назад не глядит, зато китежанин видит все.

Несмеяна уже рядом. Ну, ударит она как до́лжно или примется дурака валять – чтоб славы геройской добыть? Чтоб один на один да лицом к лицу?